1980-е годы

История и СССР, и Российской Федерации неразрывно связана с историей нефтяной промышленности. Доказанные запасы нефти России не так уж велики: в 2008 году 79 млрд баррелей, или 6,3% мировых запасов. Для сравнения: у главной нефтяной страны мира – Саудовской Аравии – 264 млрд баррелей, или 21% мировых запасов. Зато по дневной добыче мы успешно конкурируем с ближневосточным королевством – соответственно 9,8 млн и 10 млн баррелей[1].

За счет «черного золота» Советский Союз всегда решал свои внутриэкономические и внешнеполитические задачи. Пока мировая цена на нефть была высока, социалистическая система хозяйствования держалась, хотя в ней вызревали острейшие противоречия. Но когда в 1980-х годах наступил длительный период низких цен, она развалилась.

Сегодняшние силы и слабости российской нефтянки уходят корнями в ее социалистическое прошлое. Нефтяная промышленность начала болеть задолго до распада СССР. Руководство Советского Союза твердо верило, что нефтяная промышленность – основной источник валютных поступлений, опора бюджета и грозное оружие внешней политики – не имеет пределов роста. При этом оно не хотело видеть, что в отрасли накапливались серьезнейшие проблемы.

Еще в 1970-х годах центр нефтедобычи сместился в Западную Сибирь, но основные районы потребления находились в Европейской части страны. Неуклонно росли издержки производства, ведь работать приходилось в экстремальных условиях, а нефть перевозить на огромные расстояния.

Для выполнения пятилетних планов нефтяники вели добычу на нескольких западносибирских гигантах и почти не вводили в работу средние и мелкие месторождения. А поскольку регулярно открывались все новые богатейшие запасы, о повышении нефтеотдачи не думали. К примеру, технология гидроразрыва пластов, разработанная в середине прошлого века в Советском Союзе, оказалась невостребованной, и сейчас приходится закупать ее за рубежом.

В те времена безудержно наращивали добычу и экспорт нефти, а о геологоразведке и развитии инфраструктуры забывали. Месторождения разрабатывали недопустимо высокими темпами и ценнейшие из них загубили. У супергиганта Самотлора с начальными запасами нефти 6,5 млрд тонн пик добычи (154 млн тонн) пришелся на 1980 год. Месторождение кормило почти всю страну: на заработанные им нефтедоллары за рубежом приобретались продукты питания и потребительские товары. Эти же нефтедоллары тратились на достижение сомнительных внешнеполитических целей. Потом добыча на Самотлоре стала быстро падать: до 60 млн тонн в 1990 году и 20 млн тонн в 1995 году[2].

Нефтяные производственные объединения сами не экспортировали добытую ими нефть. Этим занимался созданный в 1931 году монополист «Союзнефтеэкспорт» (с 1992 года – «Нафта-Москва»). А импортное оборудование для нефтяников закупал, расплачиваясь западносибирской нефтью, «Машиноимпорт», поскольку отечественное машиностроение не смогло наладить выпуск современной нефтепромысловой техники. Поэтому нефтедобывающие объединения, работавшие за «железным занавесом», не имели опыта взаимодействия с иностранными партнерами и правильных представлений о мировых рынках.

Когда осваивали Западную Сибирь, первыми туда пришли нефтяники и лишь потом строительные и другие вспомогательные службы. Значит, начальникам нефтегазодобывающих управлений в Тюменской области, кроме нефтедобычи, приходилось заниматься строительством коровников, бань, школ и кинотеатров, чтобы обеспечить приемлемые условия жизни рабочим и уменьшить текучесть кадров.

А экологическое варварство при освоении новых регионов… Одна «сибирская технология» чего стоит: когда строили нефтепровод Усть-Балык – Омск, деревья рубили, а пни выкорчевывали взрывчаткой. Потом бульдозерами сдвигали горы древесины в сторону, где она гниет и ныне. Критикам же напоминали, что чем быстрее работаем, тем больше нефти добудем.

Руководство страны держало нефтяную промышленность под тотальным контролем: даже начальников сибирских нефтегазодобывающих управлений назначали с разрешения ЦК КПСС. Однако при этом не прислушивались к профессионалам-нефтяникам, предупреждавшим о грядущих бедах[3]. И они не заставили себя ждать.

Структура новых запасов ухудшалась: нефть оказывалась все более вязкой, залегала все глубже, крупные открытия делались все реже, запуск новых месторождений обходился все дороже. Если в 1975 году новая скважина в Тюменской области давала 138 тонн нефти в сутки, то в 1994 году – лишь 10–12 тонн[4].

Первый кризис грянул в 1977–1978 годах, когда в Западной Сибири впервые упала добыча нефти. Из спада выбрались, бросив все силы страны на развитие региона. А в 1982 году Тюмень не осилила годовой план по добыче. Застой продолжался еще четыре года. Второй кризис тоже преодолевали привычными авральными методами – мощным вливанием капиталовложений и рабочей силы. Правда, возникли и новые тенденции: часть заданий по нефтедобыче перенесли с Тюменской области на Азербайджан и Казахстан, развивали социальную инфраструктуру, укрепляли техническую базу отрасли. Титаническими усилиями падение приостановили, и в 1987–1988 годах вышли на пик в 570 млн тонн. Но потом нефтедобыча опять безудержно покатилась вниз и в 1996 году упала до абсолютного минимума в 301 млн тонн. К тому же нефтяники недополучали материально-технические ресурсы, необходимые для поддержания скважин в рабочем состоянии. В результате они деградировали, лавинообразно росло число неработавших скважин: 1989 год – на 2,1 тыс., 1990 год – на 6,7, 1991 год – на 5,9, 1992 год – на 7,4 тыс. К 1995 году не работали 22 тыс. из 140 тыс. скважин[5].

Проблемы обострились из-за политической нестабильности и экономического кризиса. К тому же с распадом Союза были разорваны хозяйственные связи с предприятиями бывших республик, производившими важнейшую для отрасли продукцию. Например, в Азербайджане выпускалось 40% нефтепромыслового оборудования, а Украина специализировалась на трубах нефтяного сортамента. Танкерный флот остался в Прибалтике. России досталось всего четыре порта (Новороссийск, Туапсе, Находка и Владивосток), которые пропускали только 40 млн тонн нефти в год.

Скверно обстояло дело и в нефтепереработке. Когда в СССР строили нефтеперерабатывающие заводы (НПЗ), автомобили считались роскошью, качественный бензин не требовался и основным нефтепродуктом был мазут. НПЗ вводили в эксплуатацию в основном с конца 1940-х до середины 1960-х годов. После 1966 года построили всего 7 новых заводов. В РСФСР был открыт только Ачинский НПЗ, остальные 6 – на территории союзных республик. Поэтому после распада СССР Россия унаследовала самые старые предприятия с низкой глубиной переработки – около 67% против 85–95% в развитых странах[6]. Так что и за рубеж они поставляли первичные нефтепродукты, которые доводили до кондиции уже в странах-потребителях.

Таким образом, России досталась больная нефтяная промышленность, подорванная плановой экономикой. Лечить ее пришлось рыночными лекарствами. Готовых рецептов не было – восстанавливали отрасль методом проб и ошибок.

1990-е годы

Первые ростки рыночных отношений в нефтяной промышленности проклюнулись еще до распада Советского Союза, хотя основные рыночные преобразования в секторе начались уже в Российской Федерации. С 1 января 1988 года был введен в действие Закон СССР «О государственном предприятии (объединении)» от 30 июля 1987 года № 7284-ХI, давший предприятиям хозяйственную самостоятельность.

Правовой базой для создания совместных предприятий (СП) с зарубежными компаниями стал Закон РСФСР «Об иностранных инвестициях в РСФСР» от 4 июля 1991 года № 1545–1, но первое СП в нефтяной промышленности («Юганскфракмастер») было образовано еще в 1989 году сервисной фирмой Canadian Fracmaster и «Юганскнефтегазом». Настоящий бум их открытия пришелся на 1991–1992 годы. Инициаторами создания СП выступали директора нефтедобывающих объединений: их экспортная квота была невелика, а совместные предприятия могли вывозить до 100% добычи. К 1995 году в России насчитывалось около 70 нефтяных СП, хотя реально из них работало порядка 40.

В 1990 году было образовано арендное предприятие «Черногорнефть», выделившееся из производственного объединения «Нижневартовскнефтегаз». «Черногорка» получила от него в аренду 12 месторождений. Еще до массовой приватизации нефтяной отрасли ее акционировал и возглавил Борис Волков. На момент создания вертикально-интегрированных компаний (ВИНК) «Черногорнефть» была единственным нефтяным предприятием, где государство не имело контрольного пакета, и чьи акции были хорошо раскручены на вторичном рынке.

Важной вехой в подготовке отрасли к рыночным преобразованиям стал Указ Президента СССР «О неотложных мерах по обеспечению стабильной работы базовых отраслей народного хозяйства» от 16 мая 1991 года № УП-1977, который дал нефтяникам, газовикам, химикам и металлургам право самостоятельно продавать до 10% продукции по договорным ценам и экспортировать до 10% товаров.

Ускоряя движение к рынку, Борис Ельцин 8 августа 1991 года заявил, будучи в Тюмени, что Россия заберет под свою юрисдикцию нефтяную и газовую промышленность, оставив союзному центру только оборонку, железные дороги и электричество. Он пообещал предоставить в распоряжение тюменцев треть добываемой нефти, разрешить продажу ее и газа по свободным ценам, позволил не отчислять до 40% валюты в союзный бюджет, но предупредил, что Тюмень больше ни копейки не получит от Москвы[7].

Органы управления топливно-энергетическим комплексом

В начале 1990-х годов формировались государственные органы, регулировавшие топливно-энергетический комплекс (ТЭК). Одним из ключевых ведомств стало Министерство топлива и энергетики России, созданное 28 февраля 1991 года. Сначала его возглавил бывший заместитель министра топлива и энергетики СССР Анатолий Дьяков. Почти сразу его сменил Владимир Лопухин, который к маю 1992 года должен был разработать единую концепцию реформ в ТЭКе. Лопухин вышел из академической среды, не имел опыта правительственной работы, и «нефтяные генералы» встретили его в штыки.

В мае 1992 года Лопухин предложил оставить регулируемые цены на газ и электроэнергию и отпустить цены на нефть. Ведь необходимость реформы цен на энергоносители стала очевидна сразу после либерализации цен на большинство товаров. Например, «Нижневартовскнефтегаз» в 1990–1991 годах оказался не в состоянии выполнять задания по добыче нефти для государственных нужд. Дело в том, что фиксированная цена на нефть в 1991 году (60 рублей за тонну) при росте цен на оборудование, материалы и услуги в 2–3 и даже в 10 раз не позволяла ему рассчитаться с долгами и не оставляла средств на производственную деятельность[8]. Чтобы спасти одно из крупнейших объединений страны от финансового краха, Минтопэнерго выделило ему дополнительные экспортные квоты (2,5 млн тонн во втором полугодии 1992 года)[9].

Кроме либерализации цен, Минтопэнерго хотело ввести налоговые льготы, чтобы стимулировать накопление в нефтегазовом комплексе. Оно разработало проект структурной реформы для привлечения иностранных инвестиций. Ельцин не одобрил концепцию Лопухина и весной отправил его в отставку. 30 мая 1992 года на его место был назначен заместитель председателя правительства по топливно-энергетическому комплексу Виктор Черномырдин.

Но идеи Лопухина победили: уже в сентябре 1992 года прямой контроль над ценами на нефть и нефтепродукты был заменен косвенным регулированием. А в феврале 1995 года было отменено и госрегулирование цен на нефть, однако сохранено администрирование тарифов на транспортировку нефти.

Кадровая чехарда в Минтопэнерго продолжалась все 1990-е годы: за десятилетие сменилось с десяток министров. Среди них были влиятельные нефтяники и газовики Юрий Шафраник (бывший глава администрации Тюменской области) и Петр Родионов (генеральный директор «Лентрансгаза» и член совета директоров «Газпрома»), реформаторы, не имевшие опыта работы в отрасли, – Борис Немцов и Сергей Кириенко. Министром побыл и Сергей Генералов, который раньше занимал высокие должности в «Роспроме», «МЕНАТЕПе» и дружил с тогдашним премьером Сергеем Кириенко, и ярый государственник Виктор Калюжный. Министерская текучка не способствовала стабильности в секторе. К тому же ведомство теряло лучшие кадры, которых переманивали частные компании.

Помимо Минтопэнерго, большую роль в нефтяной промышленности России играет Министерство природных ресурсов. Этот государственный орган, управляющий фондом недр, был создан 14 августа 1996 года на базе части Министерства охраны окружающей среды и природных ресурсов, Роскомгеологии и Роскомвода под руководством главы Роскомгеологии Виктора Орлова. Положение о министерстве было утверждено Постановлением Правительства от 17 мая 1997 года № 588. 3 августа 1997 года министр издал Приказ «О проверке реализации выданных лицензий на право пользования недрами» № 139 – с тех пор угроза отзыва лицензии у недропользователей за невыполнение условий лицензионного соглашения стала еще одним рычагом давления, которое государство оказывает на нефтяников.

В октябре 1991 года была создана государственная корпорация «Роснефтегаз» вместо упраздненного Министерства нефтяной и газовой промышленности СССР, которую учредили 47 производственных объединений России, добывавших 90% нефти СНГ. Ее возглавил Лев Чурилов, бывший министр, опытный производственник, поработавший во всех нефтяных «горячих точках» Союза.

Нефтяные законы

Параллельно разрабатывали новое законодательство по ТЭКу. Закон «О недрах» от 21 февраля 1992 года № 2395–1 закрепил государственную собственность на все минеральные ресурсы и дал компаниям право вести геологоразведку и добычу на основе лицензий, выдаваемых через тендеры. Была введена система платежей за пользование недрами. Возник принцип «двух ключей», согласно которому лицензия вступала в действие, только если она подписана представителями федеральной и региональной властей. Этот принцип позволил местным властям говорить с нефтяниками по-хозяйски и выбивать из них финансирование для детских садов, больниц, поставки бюджетникам топлива по низким ценам. Москва тогда остро нуждалась в политической поддержке регионов и поэтому максимально расширяла их полномочия.

В ответ на критику со стороны российских и иностранных специалистов в феврале 1995 года в закон была введена статья «Собственность на недра», по которой все недра находятся в совместном распоряжении государства и субъектов Федерации, а добытые ресурсы могут быть в государственной, региональной, муниципальной или частной собственности.

30 декабря 1995 года был принят Закон «О соглашениях о разделе продукции» № 225-ФЗ, а поправки к налоговому законодательству, определившие налоговые нормы для таких соглашений, были внесены только 7 января 1999 года. В соответствии с законом 1995 года при заключении соглашения о разделе продукции (СРП) инвестор платит за пользование недрами и налог на прибыль, а добытое сырье в определенной пропорции делится между государством и инвестором. Инвестор может без ограничений вывозить из России принадлежащие ему углеводороды. При этом не менее 70% оборудования, материалов и услуг он обязан приобретать у российских подрядчиков. Была принята и «дедушкина оговорка» – обязательство принимающей стороны не ухудшать условия заключенных ранее СРП[10].

В 1990-е годы российские и иностранные компании возлагали огромные надежды на СРП, полагая, что под этот режим попадут десятки сложных месторождений (Самотлор, Ванкор, Ромашкинское, Приобское и др.). Нефтяники активно лоббировали включение месторождений в перечень разрешенных к разработке на условиях СРП, но встречали жесткое сопротивление Госдумы. Так, в 1997 году депутаты отказались утвердить список из 250 месторождений, подпадавших под действие СРП, который предложило правительство. Госдума сократила список до 10 месторождений, да и тот в итоге отклонила.

Сейчас в режиме СРП реализуется только три проекта: «Сахалин-2», «Сахалин-1» и «Харьяга», запущенные еще до принятия этого закона.

СРП «Сахалин-2» было подписано 22 июня 1994 года – впервые в России. По нему разрабатывают Пильтун-Астохское и Лунское месторождения с извлекаемыми запасами нефти и конденсата в 531 млн тонн и газа в 684 млрд куб. м. В 1991 году тендер на разработку этих месторождений выиграли Marathon, McDermott и Mitsui, в 1992 году к ним присоединились Mitsubishi и Shell, образовав так называемый консорциум МММШМ. В 1994 году была создана компания-оператор Sakhalin Energy. До 2006 года это был единственный сахалинский проект без российского участия: акционерами Sakhalin Energy являлись Shell – оператор и главный акционер с 55% акций, Mitsui – 25% акций, Mitsubishi – 20%. Первая нефть с Пильтун-Астохского месторождения пошла в 1999 году[11].

СРП «Сахалин-1» было подписано 30 июня 1995 года. По нему разрабатывают месторождения Чайво, Одопту и Аркутун-Даги с извлекаемыми запасами в 307 млн тонн нефти и 485 млрд куб. м газа. В 1990-х годах его акционерами были Exxon – оператор проекта с 30% акций, японская SODECO с 30% акций, оставшиеся 40% акций делили «Сахалинморнефтегаз-Шельф» и «Роснефть». Первая нефть в его рамках была добыта в октябре 2005 года[12].

СРП «Харьяга» было подписано 20 декабря 1995 года, первая нефть пошла в 1999 году. По нему разрабатывают Харьягинское месторождение, расположенное в Ненецком АО. В СРП участвуют французская Total (50% акций), норвежская StatoilHydro (40%) и Ненецкая нефтяная компания (10%), а в ноябре 2009 года иностранные компании уступили 20% прав в пользу государственной «Зарубежнефти».

Новая структура отрасли

20 января 1992 года на пресс-конференции президент «Роснефтегаза» Лев Чурилов обнародовал проект преобразования российских нефтяных предприятий: отечественные компании предполагалось создавать по западному образцу, они должны были охватывать всю производственную цепочку – от скважины до бензоколонки. Планировалось сформировать 10–15 компаний, организованных по региональному принципу. В консультанты были наняты международные инвестиционные банки Bankers Trust и Daiwa.

Начало приватизации положил Указ Президента РФ «Об особенностях приватизации и преобразования в акционерные общества государственных предприятий, производственных и научно-производственных объединений нефтяной, нефтеперерабатывающей промышленности и нефтепродуктообеспечения» от 17 ноября 1992 года № 1403. Акционерный капитал компаний делился на 25% привилегированных и 75% обыкновенных акций; 51% обыкновенных акций (то есть 38% всего капитала) передавался государству сроком на три года. Остальные распределялись между сотрудниками компании и продавались на чековых аукционах. Иностранцы могли приобрести не более 15% акций нефтяных компаний, хотя это ограничение было снято в 1997 году.

Указом № 1403 были созданы компании «ЛУКОЙЛ», «ЮКОС», «Сургутнефтегаз», государственное предприятие «Роснефть», «Транснефть» и «Транснефтепродукт». «Роснефть» получила в доверительное управление закрепленные на три года в федеральной собственности пакеты акций 259 (из 301) предприятий нефтяного сектора.

Этот же Указ предусматривал образование в Башкирии 28 акционерных обществ с закреплением в федеральной собственности по 38% их акций («Башнефть», Уфимский НПЗ, «Уфанефтехим», «Салаватнефтеоргсинтез» и др.). Но Президиум Верховного Совета Башкортостана в декабре 1992 года приостановил его действие в республике – в эпоху «парада суверенитетов» центр на такие вещи смотрел сквозь пальцы. В итоге предприятия акционировались по нормативам Башкирии, и 27 из них было отнесено не к федеральной, а к республиканской собственности.

Затем создание вертикально-интегрированных компаний продолжилось. В 1994–1995 годах на основе предприятий, входивших в «Роснефть», были образованы: «Славнефть» – «транснациональная» российско-белорусская компания, чтобы компенсировать задолженность Белоруссии перед Россией, «СИДАНКО», ТНК, «Сибнефть» и чисто региональные компании – Восточная нефтяная компания, «ОНАКО» и «КомиТЭК». Некоторые активы из состава «Роснефти» были переданы «ЛУКОЙЛу» и «ЮКОСу».

Была сформирована и республиканская «Татнефть». В феврале 1994 года Россия и Татарстан подписали договор о разграничении предметов ведения и взаимном делегировании полномочий и заключили специальные соглашения по нефтяной промышленности. В том же году объединение «Татнефть» было акционировано. В трудные для отечественной нефтянки 1990-е годы Казань, проводившая относительно независимую от Москвы политику, облегчила «Татнефти» условия работы. Во многом благодаря весомым налоговым льготам компании, работавшей на старых месторождениях, удалось остановить спад добычи, удерживая ее на уровне 24 млн тонн/год.

Сначала новые вертикально-интегрированные компании были холдингами, владевшими акциями в компаниях по нефтедобыче, переработке и сбыту. Их интеграцию ускорил Указ Президента РФ «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний» от 1 апреля 1995 года № 327. Он разрешил обмен акции «дочек» на акции материнских компаний и преобразовал государственное предприятие «Роснефть» в ОАО «Роснефть».

Полной неожиданностью стало создание «Сибнефти» специальным Указом Президента РФ «Об учреждении открытого акционерного общества «Сибирская нефтяная компания» от 24 августа 1995 года № 872. В состав компании вошли «Ноябрьскнефтегаз» – одно из перспективнейших добывающих предприятий страны, Омский НПЗ – самый мощный и современный в России, «Ноябрьскнефтегазгеофизика» и «Омскнефтепродукт». Возглавил ее Виктор Городилов, генеральный директор «Ноябрьскнефтегаза». За этим Указом угадывалась рука Бориса Березовского. Эксперты полагают, что «Сибнефть» была создана для финансирования предвыборной кампании Бориса Ельцина 1996 года. С «Сибнефтью» ассоциируется и появление на политической сцене Романа Абрамовича: в сентябре 1996 года он вошел в совет директоров компании.

В 1990-е годы вертикально-интегрированные нефтяные компании помогали властям удовлетворять внутренний спрос на нефтепродукты. Государство контролировало объемы экспорта нефти, тем самым регулируя объемы переработки в России. Но вертикальная интеграция имеет и свои минусы. Во-первых, возникает проблема трансфертных цен, используемых внутри компании, в том числе и с целью налоговой оптимизации. Во-вторых, ВИНК монополизируют некоторые региональные рынки нефтепродуктов, что может приводить к завышению цен на нефтепродукты. В-третьих, тормозится развитие малого и среднего бизнеса в отрасли.

Залоговые аукционы

Важным этапом в приватизации российской нефтянки стали залоговые аукционы. Чтобы помочь государству преодолеть бюджетный дефицит, в марте 1995 года руководители ведущих российских банков предложили кредитовать правительство под залог государственных пакетов акций самых привлекательных предприятий страны. 31 августа 1995 года был принят Указ Президента РФ «О порядке передачи в 1995 году в залог акций, находящихся в федеральной собственности» № 889.

Залоговые аукционы проводились для «своих» игроков, посторонние и иностранные инвесторы к ним не допускались. Заявку «Роснефти» на участие в залоговом аукционе по 40,12% акций «Сургутнефтегаза» в ноябре 1995 года даже не приняли, сославшись на неверно заполненные банковские гарантии[13].

В декабре 1995 года будущим кредиторам правительства было предложено 51% акций «Сибнефти», 51% акций «СИДАНКО» и 45% акций «ЮКОСа». «Сибнефть» тогда досталась Нефтяной финансовой компании Бориса Березовского и Романа Абрамовича за 100,3 млн долларов, «СИДАНКО» – банкам МФК и «ОНЭКСИМ» Владимира Потанина за 130 млн, а «ЮКОС» – «МЕНАТЕПу» Михаила Ходорковского за 159 млн. В залоговых аукционах на 5% акций «ЛУКОЙЛа» и 40,12% акций «Сургутнефтегаза» победили сами эмитенты[14].

Правительство теоретически могло погасить задолженность и вернуть себе залоговые пакеты, но это не отвечало интересам банкиров. В итоге государство не расплатилось с кредиторами, и они получили право продать залог для погашения кредита.

Примечательно проходила приватизация «ЮКОСа» в пользу «МЕНАТЕПа». Залоговый аукцион на 45% и инвестиционный конкурс на 33% уставного капитала «ЮКОСа» выиграла фирма «Лагуна» под гарантии «МЕНАТЕПа»; банк не скрывал, что целиком ее контролирует. Осенью 1996 года «ЮКОС» провел дополнительную эмиссию акций и направил доходы на погашение своей бюджетной задолженности. В результате госпакет акций, находившийся в залоге, был размыт с 45 до 33,33% акций и в декабре 1996 года продан. За него боролись Московский пищевой комбинат, контролируемый «МЕНАТЕПом», и ЗАО «Монблан», которое и победило, предложив 160,1 млн долларов (при стартовой цене 160 млн долларов) и 200 млн долларов инвестиций в течение двух лет. На вопросы журналистов о роде деятельности «Монблана» Константин Кагаловский, первый заместитель председателя правления «МЕНАТЕПа», бросив взгляд в потолок, как бы стараясь разглядеть, чем же занимается ЗАО, сказал: «Да вроде бы нефтью»[15].

В 1997 году залоговая эпопея завершилась без особых сюрпризов: все залоговые пакеты перешли структурам, родственным залогодержателям. В результате залоговой эпопеи государство утратило контрольный пакет в основных ВИНК, а старую гвардию «нефтяных генералов» начало вытеснять новое поколение российских бизнесменов, которые стали играть все большую роль в российской экономике и политике.

Экспорт нефти

Экспорт нефти всегда был для России основным источником валютных поступлений. Все бывшие советские республики, кроме богатых углеводородами Казахстана, Туркмении и Азербайджана, зависели от российской нефти. Но после 1992 года экспорт в ближнее зарубежье постоянно сокращался. Сохраняли его по политическим, а не коммерческим соображениям: мало кто из тех потребителей мог покупать нефть по мировым ценам, да и вовремя платить они особо не любили.

Либерализация внешней торговли была основой основ экономических реформ 1991–1992 годов. Чтобы приостановить падение нефтедобычи, право экспорта нефти и нефтепродуктов передали нефтедобывающим компаниям, геологическим предприятиям, НПЗ, трейдерам – всего более чем 120 организациям. Между ними разгорелась жесткая конкуренция, и из-за явного демпинга в 1992 году цена на российскую нефть упала на 20%. Тогда экспорт был рекордно мал – лишь 65 млн тонн.

Вошло в моду освобождение от уплаты экспортных пошлин. По данным МВД, в 1992 году без пошлин было вывезено 67% нефти, в результате бюджет недобрал 2 млрд долларов[16]. Поначалу нефтяные компании могли экспортировать нефть, только получив экспортные квоты от Минтопэнерго, Минэкономики и Министерства внешнеэкономических связей. В 1993–1994 годах нефтяникам выдавали квоты на 10–15% общей добычи, в 1998 году – в среднем уже на 34%. Но реально квоты зависели от лоббистской мощи компаний. К примеру, в 1994 году «Сургутнефтегаз» экспортировал 18% своей нефти, а «Черногорнефть» – только 9%[17].

В 1992 году правительство ввело регистрацию спецэкспортеров – предприятий, обладавших правом экспорта стратегически важных сырьевых товаров. Зачастую они не имели прямого отношения ни к экспорту, ни к нефти. Один из крупнейших трейдеров – МЭС («Международное экономическое сотрудничество») – был создан в 1990 году колхозом «Путь к коммунизму» (15% акций) и сельскохозяйственным кооперативом «Феникс» (15% акций). В число акционеров вошли финансово-хозяйственное управление Московской патриархии (15%), ГлавУпДК (15%) и Ассоциация «Мост» (7%)[18]. Благодаря спецэкспортерам экспорт увеличился до 80 млн тонн в 1993 году, цена на нефть выросла, приток валюты в страну стал возрастать.

Спецэкспортеры, которым покровительствовали высокопоставленные чиновники, вызывали массу претензий у Минтопэнерго, представлявшего интересы нефтяников, и у Минэкономики, которое отражало точку зрения Международного валютного фонда (МВФ). Фонд в качестве одного из условий предоставления стабилизационного кредита России требовал отменить квоты, лицензии и спецэкспортеров. В результате их век оказался недолгим. Хотя они и увеличили экспортные доходы, России очень были нужны 6 млрд долларов от МВФ. 31 декабря 1994 года Виктор Черномырдин подписал Постановление Правительства РФ «О вывозе нефти и нефтепродуктов за пределы таможенной территории Российской Федерации с 1 января 1995 года» № 1446, по которому экспортные квоты и лицензии отменялись, а право экспортировать нефть получали добывающие предприятия пропорционально добыче. В марте 1995 года институт спецэкспортеров был упразднен. И через пять дней было заключено соглашение с МВФ о выдаче России кредита на 6 млрд долларов.

С середины 1990-х годов в нефтяной отрасли появились федеральные целевые программы. Так, в 1995–1996 годах «Балкар-трейдинг» экспортировал 8 млн тонн нефти под модернизацию Красноярского комбайнового завода, в 1996–1997 годах МЭС – 9 млн тонн для оплаты реконструкции Московского Кремля и строительства жилья для депутатов, «Альфа-Эко» – 8 млн тонн для запуска производства самолета Ту-324 в Казани и 8 млн тонн для обеспечения сделки «нефть за сахар» с Кубой, «Росвнешторг» – 2 млн тонн для поддержки гжельского промысла. Но постепенно под давлением Минтопэнерго трейдеров вытесняли нефтяники. Например, в 1996–1997 годах «Сургутнефтегазу» выделили 10 млн тонн для сооружения терминала в бухте Батарейная, а «Нижневартовскнефтегазу» – 5 млн тонн в год на восстановление Самотлора[19]. Окончательно федеральные экспортные программы были ликвидированы Указом Президента РФ «О мерах по снижению задолженности предприятий нефтяного комплекса по платежам в федеральный бюджет и государственные внебюджетные фонды» от 8 июля 1997 года № 693. Освободившееся место в экспортной трубе распределили среди нефтяников, готовых гасить бюджетные долги.

Кризис неплатежей

В 1993–1994 годах в условиях галопирующей инфляции компаниям было выгодно задерживать оплату за товары и услуги. Хорошо было только автозаправочным станциям, с которыми клиенты рассчитывались наличными. Поскольку правительство активно практиковало «товарные кредиты», нефтяникам приходилось отпускать нефтепродукты в долг, а крупные потребители – сельское хозяйство и силовые министерства – денег за них не возвращали. Нефтеперерабатывающие заводы, пострадавшие от неплатежеспособных аграриев и силовиков, не торопились расплачиваться за полученную от нефтедобывающих компаний нефть. Эксперты полагают, что вклад в кризис неплатежей внесли и директора некоторых НПЗ, которые «прокручивали» оборотный капитал вместо того, чтобы платить нефтедобытчикам. В результате добывающим предприятиям пришлось хуже всех. Им оставалось лишь сокращать инвестиции, закрывать скважины и задерживать зарплату. Не получавшие денег нефтяники в ответ бастовали. Популярным на митингах стал плакат «Голодный нефтяник – позор России!»

Осенью 1993 года вспыхнула отраслевая стачка из-за того, что нефтяники не получали зарплату более полугода. Тогдашняя система налогообложения привела к тому, что практически весь фонд оплаты труда работников нефтегазовых отраслей облагался прогрессивным налогом на прибыль, а реальная зарплата нефтяников и газовиков – прогрессивным подоходным налогом. При этом дебиторская задолженность предприятиям сектора превысила 3 трлн рублей. Тогда бастовало около 7 тыс. человек, грозя перекрыть поставки нефти и газа в Европейскую часть страны. Рабочие приняли обращение к трудящимся Надымского района и всем гражданам России с призывом выразить солидарность с бастующими. «Больше года правительство и многочисленные комиссии занимаются обманом. Все наши обращения к президенту, правительству остаются безответными. Сегодня грабительскими налогами нас поставили на колени»[20], – говорилось в обращении.

Неплатежи росли, предприятия нищали, налоги не вносились вовремя. Пришлось возвращаться к натуральному хозяйству. В Тюмени в 1994 году был подписан самый крупный договор об уплате налогов сырьем в бюджет области. Нефть «Ноябрьскнефтегаза» власти поставляли на Омский НПЗ, нефтепродукты – в Кемеровскую область, откуда через «Кузбассразрезуголь» в Тюмень шел уголь для отопления городов. А «Нижневартовскнефтегаз» выплачивал в бюджет Нижневартовска «живыми деньгами» только 11%, остальное – продукцией[21].

Налоги

ТЭК всегда был «дойной коровой» бюджета, обеспечивая более 60% его доходной части. В 1990-е годы налоги стали настоящим бичом нефтяников.

Указ Президента РФ «О формировании республиканского бюджета Российской Федерации и взаимоотношениях с бюджетами субъектов РФ в 1994 году» от 22 декабря 1993 года № 2268 позволил региональным и местным властям вводить налоги и сборы с прибыли, не предусмотренные законодательством РФ. Менее чем за год возникло около 70 новых налогов, в том числе одиозных – типа «отчислений на содержание местной футбольной команды». К тому же налогообложение регулировалось более чем 800 подзаконными актами Минфина и Государственной налоговой службы. Пышным цветом расцветала коррупция из-за многочисленных налоговых льгот, предоставляемых «по блату». Нефтяники проблему решали традиционно – выбивая себе льготы и ища лазейки в налоговом законодательстве. Популярными среди них стали «внутренние офшоры» – территории, которые имели право предоставлять налоговые льготы компаниям, заключившим соглашения с региональными властями о реализации инвестиционных проектов.

Ханты-Мансийский автономный округ оказался на третьем месте в стране после Москвы и Московской области по налоговым поступлениям в федеральный бюджет и на первом месте – по задолженности. В начале 1990-х годов правительство старалось идти навстречу нефтяникам в решении проблемы их налоговых долгов. Так, в 1993 году оно согласилось с предложением Минтопэнерго об отсрочке взыскания налогов с «Нижневартовскнефтегаза»[22]. Но уже к концу 1995 года повело массированное наступление на неплательщиков. Чиновники, судя по всему, решили, что у нефтяников деньги все-таки есть, видя, как расцветают «нефтяные столицы» – Сургут, Когалым, Нижневартовск.

Кроме того, перед грядущими выборами было важно изыскать дополнительные средства для социальных программ и бюджетников. А поскольку премьер Виктор Черномырдин пользовался репутацией ставленника и лоббиста ТЭКа, налоговый прессинг на нефтянку должен был продемонстрировать электорату, что «перед государством все равны». В ответ на нажим чиновников «нефтяные генералы» резонно указывали, что задолженность образовалась потому, что в прошлые годы нефть поставлялась в счет государственных нужд, а государство за нее не заплатило. В частности, в сентябре 1995 года задолженность «Юганскнефтегаза» перед федеральным бюджетом выросла до 1,5 трлн рублей, поставив компанию на грань банкротства, при этом потребители задолжали ей за поставки нефти около 1 трлн[23].

Особенно остро вопрос встал о «Нижневартовскнефтегазе», одном из крупнейших должников среди нефтяников, и его руководителе Викторе Палии. В октябре 1995 года на заседании комиссии по совершенствованию системы платежей вице-премьер Анатолий Чубайс сказал прямо: «Либо 1 января в бюджете 750 млрд рублей, либо 2 января Палий работает в другом месте»[24]. Глава «Нижневартовскнефтегаза» объяснил налоговые долги компании проблемами Самотлора и расходами на социальную инфраструктуру и заявил, что «по отношению к нам проводится некорректная политика, государство требует от нас налоги с тех денег, которые оно нам должно»[25] (в 1992–1994 годах «Нижневартовскнефтегазу» навязали убыточные продажи нефти бюджетникам). Палий предупреждал, что выплата 750 млрд рублей в течение трех месяцев означала бы полный паралич предприятия. Но ему все же удалось погасить порядка 600 млрд рублей долга, частично урегулировав ситуацию.

Угрозы увольнения директоров, казалось, подействовали – собираемость налогов в ТЭКе увеличилась с 60% в 1994 году до 80% в 1995 году. Но было ясно, что облегчение наступило временное. Эксперты тогда предрекали, что, если сохранится существующий порядок налогообложения, при котором 85% налогов взимают с выручки, а не с прибыли нефтяной компании, уже к 2000 году нефтедобыча может упасть до 150–190 млн тонн. То есть через пять лет Россия могла бы либо вообще перестать экспортировать нефть, либо ей пришлось бы закупать за границей 70–80% бензина и дизельного топлива[26]. Действительно, проблема долгов по налогам в 1990-е годы всплывала постоянно. Налоговая задолженность нефтяников на 1 октября 1997 года составляла: «Юганскнефтегаз» – 2059,1 трлн рублей, «Ноябрьскнефтегаз» – 1505,0, «ЛУКОЙЛ-Западная Сибирь» – 1301,3, Нижневартовскнефтегаз» – 747,3, «Омскнефтеоргсинтез» – 698,6 трлн рублей[27].

Государство искало различные пути решения налоговых проблем. В частности, на «ЮКОСе» как крупнейшем должнике был опробован механизм реструктуризации задолженности в рамках Постановления Правительства РФ «Об условиях и порядке реструктуризации задолженности организаций по платежам в федеральный бюджет» от 5 марта 1997 года № 254. «Дочки» «ЮКОСа» («Юганск» и «Самара») выпустили облигации на сумму задолженности под гарантии материнской компании и передали их государству. В феврале 1998 года «МЕНАТЕП» выкупил у государства долги «ЮКОСа».

Для выбивания налоговых долгов с нефтяников использовалась и система экспортных трубопроводов «Транснефти». Так, 4 мая 1998 года премьер Сергей Кириенко подписал Постановление Правительства РФ «О дополнительных мерах по обеспечению полноты уплаты налогов нефтедобывающими организациям» № 417, по которому с 1 июля необходимым условием доступа нефтедобывающих организаций – налоговых должников к системе магистральных нефтепроводов стало перечисление валютной выручки от реализации экспортированной нефти на определенные совместно с Государственной налоговой службой счета в банках.

Нефть и политика

В середине 1990-х годов сформировались мощные промышленно-банковские империи: «Сибнефть» – «СБС-Агро», «СИДАНКО» – «ОНЭКСИМ», «ЮКОС» – «МЕНАТЕП». Их рождение благословил Указ Президента РФ «О создании финансово-промышленных групп в Российской Федерации» от 5 декабря 1993 года № 2096. Нефтяные банкиры были достойно представлены в «семибанкирщине» Борисом Березовским (Объединенный банк), Александром Смоленским («СБС-Агро»), Михаилом Фридманом (Альфа-Банк) и Михаилом Ходорковским («МЕНАТЕП»). В 1996 году «нефтяные генералы» дружно поддержали Бориса Ельцина. Глава «ЛУКОЙЛа» Вагит Алекперов был его доверенным лицом на выборах в Тюменской области. Даже аполитичный Владимир Богданов, руководитель «Сургутнефтегаза», внес деньги во внебюджетный избирательный фонд.

В борьбе за нефтяные активы компании использовали грозное оружие – прессу, которую они контролировали. «ЛУКОЙЛ» тогда владел 41% акций газеты «Известия», «ОНЭКСИМ» – 20% акций «Комсомольской правды» и тесно сотрудничал с журналом «Эксперт». «СБС-Агро» был связан с Издательским домом «Коммерсантъ», а «МЕНАТЕП» – с Moscow Times. И стреляло это оружие часто и метко. Например, в СМИ нашумело «дело литераторов» осени 1997 года против Альфреда Коха, Анатолия Чубайса, Петра Мостового, Максима Бойко и Александра Казакова, которых обвиняли в получении 100 тыс. долларов от швейцарского издательства за неопубликованную книгу по истории приватизации в России.

В то время в Госдуме нефтяники имели мощное лобби – партию «Новая региональная политика», которую возглавлял председатель Союза нефтепромышленников Владимир Медведев. А в 1994 году в Совете Федерации была образована Межрегиональная ассоциация экономического взаимодействия во главе с сенатором Юрием Шафраником – тогдашним министром топлива и энергетики.

Нефть и криминал

В бурные 1990-е годы нефтяная промышленность оказалась опасным местом для работы. Когда происходила дележка «нефтяного пирога» и шла борьба за сферы влияния, отрасль стала ареной кровавых разборок, зачастую со смертельным исходом. Большинство нашумевших убийств нефтяников и лиц, связанных с нефтянкой, так и не было раскрыто – слишком слабы или коррумпированы были тогда правоохранительные органы страны.

Самым громким делом 1995 года оказались убийства руководителей банка «Югорский». «Югорский» был организован в 1991 году «Нижневартовскнефтегазом», «Мегионнефтегазом» и «Сибнефтегазпереработкой» и сразу же стал одним из ведущих банков страны. Вскоре среди его клиентов появился и «ЛУКОЙЛ». Осенью 1992 года руководство Международного банка реконструкции и развития (МБРР) обсуждало с президентом банка Олегом Кантором вопрос о выделении кредита на 2 млрд долларов для российской нефтедобывающей промышленности. В конце 1993 года шел разговор о слиянии «Югорского», «Империала» и «Российского кредита» в единый банк ТЭКа. Однако в 1994 году в «Югорском» начался кризис. Из банка стали уходить ведущие сотрудники. Одновременно его покинули акционеры – «Мегионнефтегаз» и «Сибнефтегазпереработка», – а «ЛУКОЙЛ» забрал из «Югорского» свои счета. В 1994 году была сделана попытка возродить банк, которая закончилась крахом. В марте 1995 года вице-президентом банка стал коммерческий директор Красноярского алюминиевого завода Вадим Яфясов. Он прорабатывал вопрос о переходе на обслуживание в «Югорский» КрАЗа и Ачинского глиноземного комбината. 10 апреля его убили. А в ночь на 20 июля на территории правительственного санатория «Снегири» зарезали Олега Кантора[29].

Другим не менее скандальным делом стало убийство мэра Нефтеюганска Владимира Петухова. В мае 1998 года Петухов заявил, что «ЮКОС» не платит налоги в местный бюджет и это не позволяет своевременно выплачивать зарплату работникам бюджетных предприятий. Руководители компании ответили, что уплатили в бюджет города около 120 миллионов рублей и фактически обвинили власти Нефтеюганска в их растрате. В конфликт вмешался губернатор Ханты-Мансийского автономного округа Александр Филиппенко. Петухов объявил голодовку, потребовав возбудить уголовное дело по факту неуплаты «ЮКОСом» налогов в городской бюджет. Голодовка продлилась неделю, и через несколько дней после ее окончания, 26 июня 1998 года неизвестные лица застрелили из пистолета-пулемета мэра, когда он шел пешком на работу[30].

Иностранные компании в России

Когда в стране начались рыночные преобразования, в нефтяную промышленность устремились и крупные международные корпорации, и мелкие неизвестные фирмы, которые видели в России своего рода Клондайк, политически более стабильный, чем страны Ближнего Востока. Российским же нефтяникам от иностранных компаний нужны были деньги, технологии, управленческий опыт и возможность выхода на зарубежные рынки.

Но взаимное разочарование было неизбежно. Иностранные компании столкнулись с российской бюрократией и коррупцией, политической непредсказуемостью, неблагоприятным инвестиционным климатом, корпоративными разборками. И сами, по мнению россиян, не упускали возможности воспользоваться бедственным положением отрасли и неискушенностью российских партнеров в международных делах. Они зачастую неоправданно затягивали реализацию проектов, жалуясь на тяжелые условия работы в России.

Типичный пример – история с Amoco и Приобским месторождением. Лицензия на северный участок Приобского месторождения с 1993 года принадлежала «Юганскнефтегазу». С освоением его правого берега были проблемы, поскольку большую часть года он представлял собой сплошное болото. Нужны были передовые технологии и около 12 млрд долларов, поэтому к проекту решили привлечь иностранного инвестора. В 1993 году тендер выиграла Amoco. Американцы собирались работать на Приобском исключительно в режиме СРП и в течение пяти лет вели переговоры с правительством, стараясь выбить более выгодные условия. Они вложили в Приобское 100 млн долларов и сетовали, что запросы «ЮКОСа» постоянно менялись. Тем временем проект простаивал, шансы на компромисс таяли. По мнению Михаила Ходорковского, это было результатом нерешительности Amoco, которой предоставили эксклюзивные права на месторождение[31]. Избавившись от Amoco, глава «ЮКОСа» пригласил сервисные компании Schlumberger и Kvaerner и стал успешно осваивать Приобское.

Большое внимание работе иностранных (особенно американских) компаний в российской нефтянке и развитию энергетического сотрудничества уделяла комиссия Гор-Черномырдин, которая, в частности, стремилась стимулировать приток американских инвестиций в российский ТЭК. Так, в ходе визита премьера Виктора Черномырдина в США был подписан контракт с американским консорциумом по проекту «Сахалин-2». Результатом работы комиссии стало и СРП по «Сахалину-1». Был также решен вопрос об участии Chevron в Каспийском трубопроводном консорциуме.

Комиссия старалась оперативно реагировать на сбои, нередко возникавшие в российско-американских нефтяных отношениях. Один из них – скандал вокруг Центрально-Хорейверской впадины в Тимано-Печоре. В сентябре 1997 года выигравшая тендер компания Exxon была лишена прав на ее освоение, после чего вопрос о судьбе проекта был включен в повестку 9-й сессии комиссии Гор-Черномырдин. Но «разрулить» ситуацию ей так и не удалось.

В целом список нефтяных успехов этой комиссии не слишком впечатляет. По мнению очевидцев, сложился стереотип таких встреч: американцы лоббировали изменения в российской экономической политике, а россияне кивали, но поступали по-своему.

Основные российские игроки

«ЛУКОЙЛ». В 1991 году постановлением Совета Министров СССР по инициативе первого заместителя министра нефтегазовой промышленности Вагита Алекперова был создан государственный нефтяной концерн «ЛангепасУрайКогалымнефть», включивший три сибирских объединения «Лангепаснефтегаз», «Урайнефтегаз» и «Когалымнефтегаз», а также нефтеперерабатывающие заводы в Перми, Волгограде, Уфе и Мажейкяе. На его основе в 1993 году было образовано ОАО «ЛУКОЙЛ». Правда, без Мажейкяйского и Уфимского НПЗ, но зато со сбытовыми организациями в Краснодарском крае, Волгоградской, Вологодской, Челябинской, Пермской, Кировской, Калининградской и других областях.

В 1990-х годах «ЛУКОЙЛ» был флагманом нефтяной промышленности России благодаря своему бессменному лидеру Вагиту Алекперову, который родился в Баку в семье нефтяника и прошел путь от буровика до первого заместителя министра. Стратегия и тактика «ЛУКОЙЛа» строится на непререкаемом авторитете его президента, который обладает стратегическим видением и умением реализовать его в разных исторических условиях. У концерна был могущественный «крестный отец» – российское правительство и лично Виктор Черномырдин. Недаром министр топлива и энергетики Юрий Шафраник, выступая на собрании акционеров в апреле 1995 года, открыто заявил, что проекты «ЛУКОЙЛа» всегда поддерживались, поддерживаются и будут поддерживаться властями[32].

«ЛУКОЙЛ» был лидером во всем. Его акции одними из первых стали продаваться на вторичном фондовом рынке России. Прежде других нефтяных холдингов он осуществил консолидацию в 1995 году и вывел акции на мировой рынок. Концерн раньше всех пригласил международного аудитора KPMG (в 1994 году) и привлек в акционеры иностранную компанию – ARCO.

В 1990-е годы «ЛУКОЙЛ» был «нефтяным послом» России. Опередив конкурентов, он отправился в бывшие советские республики: в Казахстане стал работать на месторождениях Тенгиз и Кумколь, в Азербайджане в 1993 году заключил первое рамочное соглашение с ГНКАР. В 1994 году был подписан контракт века на разработку шельфовых месторождений Азери-Чираг-Гюнешли, где у «ЛУКОЙЛа» 10% акций, потом пошли Шах-Дениз, Ялама и Карабах… Для России тогда было жизненно важно восстановить влияние на постсоветском пространстве и наладить энергодиалог с другими странами СНГ. В 1990-е годы «ЛУКОЙЛ» во многом определял внешнюю политику страны в отношении каспийских государств[33].

И в дальнее зарубежье «ЛУКОЙЛ» пошел первым. В 1997 году приобрел контрольный пакет в российском консорциуме, созданном для освоения иракского месторождения Западная Курна-2. Вместе с итальянским Agip образовал СП для работы в Тунисе, Египте и Ливии. Более того – проник в иностранную нефтепереработку: во второй половине 1990-х годов приобрел НПЗ в Болгарии, Румынии и на Украине.

В 1997 году «ЛУКОЙЛ» получил контроль над «Архангельскгеологодобычей», а в 1999 году поглотил «КомиТЭК», став главным игроком в Тимано-Печоре – самой перспективной нефтегазовой провинции Европейской части России. Концерну принадлежит основная заслуга в развитии Тимано-Печоры. Там он работает вместе с американской Conoco, подписав с ней в 1998 году меморандум о совместном освоении региона.

В 1993 году российское правительство приняло Программу возрождения торгового флота, элементом которой стало строительство «ЛУКОЙЛом» новых танкеров ледового класса. К концу 1998 года у концерна было уже 66 судов, которые обеспечивали 13% общих морских перевозок российскими судами[34].

«ЛУКОЙЛ» первым с 1997 года начал массовое строительство фирменных автозаправочных станций (АЗС) в России и покупал заправки за рубежом и, что было тогда совсем необычно, пришел в нефтехимию, приобретя «Ставролен» в 1998 году и «ЛУКОЙЛ Нефтохим Бургас» в 1999 году.

«Сургутнефтегаз» был создан в марте 1993 года. Его структуру определил Указ Президента РФ № 1403: добывающая компания «Сургутнефтегаз», «Киришинефтеоргсинтез» и сбытовые организации на северо-западе России.

Если про «ЛУКОЙЛ» обычно говорят «первый», то про «Сургутнефтегаз» – «уникальный», и тоже благодаря его лидеру – Владимиру Богданову, который был назначен генеральным директором в 1984 году, став самым молодым в СССР «нефтяным генералом». Тогда ему было 32 года. «Сургутский затворник» Богданов не любит огласки. Его компания известна только специалистам и никогда не была замешана в громких корпоративных разборках. Это единственная ВИНК, чья штаб-квартира не переехала в Москву. В отличие от других «Сургутнефтегаз» не передавал предприятия социальной сферы муниципалитетам и активно благоустраивал город. Для Владимира Богданова – «нефтяного генерала, который ходит на работу пешком» и часто проводит отпуск в деревне у родителей, нет ничего важнее, чем процветание «Сургутнефтегаза».

Богданов не любит брать в долг или просить подачек от государства, предпочитая жить по средствам. Со второй половины 1990-х годов «Сургутнефтегаз» не имел задолженности перед бюджетом и никогда не увлекался минимизацией налогообложения. Когда журналисты спрашивали, как компания умудряется оставаться островком финансовой стабильности среди практически обанкротившихся собратьев, они получали исчерпывающий ответ: «У нас не воруют!»[35] Недаром «Сургутнефтегаз» заработал в 1999 году невиданную в истории российской нефтяной отрасли прибыль – 1,2 млрд долларов[36].

Еще в начале 1990-х годов Богданов поставил задачу «сделать так, чтобы компания не попала в руки бандитов и иностранцев». Он считал, что нефть вместо СП могут добывать сами российские предприятия, используя отечественную технологию, и это обойдется стране гораздо дешевле. При этом Богданов закупал передовую иностранную технику, но старался наладить выпуск ее аналогов на российских заводах, в первую очередь оборонных.

Производственная стратегия «Сургутнефтегаза» также уникальна. Он ввел в эксплуатацию Тянское и Конитлорское месторождения в 1994 году и уже в 1996 году начал наращивать нефтедобычу, тогда как большинство ВИНК показали прирост только в 2000 году. Причем если конкуренты для увеличения добычи приобретали другие компании, то «Сургутнефтегаз» повышал нефтеотдачу на старых пластах и запускал самостоятельно разведанные месторождения. Во второй половине 1990-х годов «Сургутнефтегаз» стал оснащать «Киришинефтеоргсинтез», в основном выпускавший мазут, комплексом глубокой переработки нефти.

При осторожном отношении к иностранцам компания чутко реагировала на требования времени: в 1997 году она выпустила АДР первого уровня после «ЛУКОЙЛа», «Черногорнефти» и «Татнефти». Но до сих пор она более закрыта, чем конкуренты, и отстает в плане улучшения корпоративного управления.

«ЮКОС». Компания была создана в апреле 1993 года. Первым президентом «ЮКОСа» стал Сергей Муравленко, сын легендарного Виктора Муравленко, бывшего руководителя «Главтюменнефтегаза». Сначала «ЮКОС» получил «Юганскнефтегаз», группу самарских НПЗ и 8 сбытовых организаций в центре Европейской части России, а в 1994–1995 годах был усилен еще несколькими предприятиями, крупнейшим из которых стала «Самаранефтегаз». «Юганскнефтегаз», главная «дочка» «ЮКОСа», всегда был прогрессивной и динамичной компанией. Уже в марте 1991 года он начал переговоры с Amoco о совместной разработке Приобского месторождения, получил средства от Мирового банка на реабилитацию трех месторождений, в 1995 году провел международный аудит своих запасов, одним из первых пошел за рубеж – в Перу.

После залоговых аукционов «ЮКОС» перешел под контроль «МЕНАТЕПа», который приобрел более 90% акций компании примерно за 350 млн долларов. На тот момент «ЮКОС» был в плачевном состоянии. Добыча нефти «Юганскнефтегазом» за 1987–1995 годы упала с 70 млн до 27 млн тонн и надолго застряла на этой отметке. В 1995 году «Юганскнефтегаз» остановил почти все бурение, а инвестиции в производство свелись к нулю. Если в 1990 году простаивала 1 тыс. скважин, то в 1994 году – уже 3,7 тыс.[37] Не лучше была ситуация и у компании «Самаранефтегаз». Она отказывалась поставлять нефть Новокуйбышевскому НПЗ, который задолжал ей огромные деньги. «Куйбышевнефте-оргсинтез» работал без руководителя после того, как уволили его директора. Никто не хотел занять это место, ведь два его предшественника были убиты.

Почти 60% потребителей продукции «ЮКОСа» были неплатежеспособными аграриями. В 1993–1996 годах долги по налогам «ЮКОСа» выросли в 2,8 раза, превысив 2 млрд долларов[38]. Нагнеталась социальная напряженность из-за колоссальной задолженности по зарплате «Юганскнефтегаза». Нефтеюганск начал бастовать.

Компании пришлось бороться за выживание. В феврале 1995 года, чтобы вывести «Юганскнефтегаз» из финансового кризиса, совет директоров «ЮКОСа» перешел к новой торговой политике, которую в компании назвали «маленьким НЭПом». Нефть в стране стали продавать коммерческим структурам на условиях предоплаты, причем в договорах особо оговаривалась продажа нефтепродуктов в тех областях, за топливное обеспечение которых отвечал «ЮКОС». За март было реализовано 1,7 млн т нефти, и «Юганскнефтегаз» получил 245 млрд рублей (в предыдущие месяцы – не более 70 млрд). «НЭП» позволил сократить задолженность по зарплате нефтяникам с четырех до двух месяцев[39].

Среди этого хаоса 23 мая 1996 года Сергей Муравленко покинул свой пост. Его избрали председателем совета директоров, а во главе компании встал Михаил Ходорковский. Он окончил Московский химико-технологический институт имени Менделеева, в 1987 году основал Центр межотраслевых научно-технических программ (МЕНАТЕП), побыл генеральным директором межбанковского объединения «МЕНАТЕП», советником премьер-министра РФ, заместителем министра топлива и энергетики Юрия Шафраника, председателем совета директоров ЗАО «Роспром». В феврале 1997 года завершилось слияние управляющей компании «Роспром» и «ЮКОСа», и Ходорковский возглавил «Роспром-ЮКОС».

Ходорковский перестроил «ЮКОС» по образу и подобию западных нефтяных компаний. Социальная сфера была передана муниципалитетам, а бурение, строительство и транспорт выделились в сервисные предприятия или перешли на аутсорсинг. Финансовую отчетность «ЮКОСа» проверила аудиторская компания Coopers and Lybrand, а запасы нефти – Sewell & Associates.

«ЮКОС» продолжал расти за счет поглощений: сначала он скупил 9% акций Восточной нефтяной компании (ВНК) на открытом рынке, а в 1997 году приобрел на аукционе еще 44% ее акций за 810 млн долларов[40].

Но кризис 1998 года привел «ЮКОС» на грань банкротства. Большинство российских частных банков разорилось, включая «Менатеп-Москва». «МЕНАТЕП» слился с ОНЭКСИМбанком и Мост-банком, образовав Росбанк. «ЮКОСу» пришлось разбираться с разгневанными кредиторами, в том числе с иностранными банками (Daiwa и West Merchant, которые дали «МЕНАТЕПу» 236 млн долларов под залог 30% акций «ЮКОСа» на покупку ВНК)[41].

С 1999 года «ЮКОС» предлагал акционерам дочерних компаний перейти на единую акцию. В марте 1999 года внеочередные собрания акционеров «Самаранефтегаза», «Юганскнефтегаза» и «Томскнефти» решили провести дополнительные эмиссии и разместить акции в офшорах[42]. Консолидация сопровождалась скандалами с миноритариями, особенно с Кеннетом Дартом, виртуозом «гринмейла»[43], который приобрел от 12 до 18% акций «дочек» «ЮКОСа». Дарт упорно боролся против планов Ходорковского по проведению дополнительных эмиссий. Поначалу ему удавалось блокировать решения «ЮКОСа». Параллельно Дарт стремился продать Ходорковскому свои акции, требуя за них 750 млн долларов. ФКЦБ наотрез отказывалась регистрировать дополнительную эмиссию «ЮКОСа». Но в ноябре 1999 года ее председатель Дмитрий Васильев покинул свой пост, и эмиссия была зарегистрирована. Теперь торговаться Дарту стало сложнее, он согласился на 120 млн долларов отступных и подписал с «ЮКОСом» «меморандум о ненападении»[44]. На фондовом рынке методы консолидации «ЮКОСа» вызвали резко негативную реакцию – акции компании даже исключали из листинга РТС.

Государственная компания «Роснефть» была создана Указом № 1403 вместо корпорации «Роснефтегаз». Возглавил ее Александр Путилов, бывший генеральный директор «Урайнефтегаза». Преобразованная в открытое акционерное общество в апреле 1995 года Указом Президента РФ «О первоочередных мерах по совершенствованию деятельности нефтяных компаний» № 327, она должна была осуществлять доверительное управление государственными пакетами акций компаний, не вошедших в новые ВИНК, обеспечивать поддержку отраслевых НИОКР и представлять интересы государства в СРП. «Роснефть» все время слабела – она служила исходным материалом для создаваемых ВИНК и особенно сильно пострадала от образования «Сибнефти», лишившись ценнейших активов.

Постановление Правительства РФ «О преобразовании государственного предприятия «Роснефть» в открытое акционерное общество «Нефтяная компания «Роснефть» от 29 сентября 1995 года № 971 определило новую структуру «Роснефти»: несколько добывающих дочерних компаний (основные – «Пурнефтегаз» и «Сахалинморнефтегаз»), четыре НПЗ и 16 сбытовых предприятий. Ее руководство надеялось, что эта структура станет окончательной.

Но потери продолжались. «Роснефть» лишилась акций Московского НПЗ и «Моснефтепродукта», потому что Юрий Лужков утверждал, что «Роснефть» сможет оказывать ценовое давление на московский топливный рынок. Поскольку москвичи еще не оправились от «бензинового кризиса», грянувшего осенью 1994 года, когда к АЗС выстраивались многокилометровые очереди и бензин покупали у спекулянтов по заоблачным ценам, мэр доказал, что он, а не «Роснефть», должен контролировать компанию, снабжающую столицу топливом. В 1997 году была создана Центральная топливная компания (ЦТК), которой были переданы акции Московского НПЗ и «Моснефтепродукта». Летом 1999 года по распоряжению Юрия Лужкова 100% акций ЦТК достались новой Московской нефтяной компании (МНК), крупными акционерами которой были Шалва Чигиринский и его партнеры.

«Роснефть» пыталась стать национальной нефтяной компанией, выполняющей важные экономические и политические функции, но ее усилия на корню пресекали частные корпорации, которым не нужен был мощный государственный соперник.

В 1990-е годы было предпринято несколько попыток приватизировать «Роснефть». Ее приватизационные муки тесно связаны с превратностями «Пурнефтегаза». Это одно из лучших производственных объединений отрасли тогда добывало 8 млн тонн в год и входило в компанию «СИДАНКО», образованную в мае 1994 года. В начале 1995 года высшее руководство «Пурнефтегаза» направило письмо в правительство с просьбой вернуть предприятие в состав «Роснефти». Премьер-министр Виктор Черномырдин передал госпакет акций «Пурнефтегаза» «Роснефти», а «СИДАНКО» в ответ подала в суд на Госком-имущество. После того как Владимир Потанин приватизировал «СИДАНКО», битва за «Пурнефтегаз» пошла всерьез.

В апреле 1997 года президентом «СИДАНКО» стал Зия Бажаев, бывший главный инженер Грозненского биохимического завода[45]. Ему пришлось бороться за «Пурнефтегаз». Задача была нелегкая – к «Роснефти» повышенный интерес проявлял Борис Березовский. В конце 1997 года после длительных тяжб, когда судьи признали законность требований «СИДАНКО», Потанин вдруг отказался от «Пурнефтегаза». В этом щедром жесте эксперты усмотрели руку Березовского.

В апреле 1997 года Александра Путилова уволили, поскольку он противился планам Госкомимущества по приватизации компании. Его сделали председателем совета директоров, а Юрия Беспалова, «человека Березовского», назначили президентом «Роснефти». Он стал избавляться от «старой команды» и приводить новых людей, готовя компанию к поглощению «Сибнефтью».

Самая скандальная попытка приватизации «Роснефти» была предпринята в 1998 году. Правительство Черномырдина перед отставкой утвердило план, по которому собирались продать 75% плюс одна акцию «Роснефти» за фантастически высокую по тем временам сумму – 2,1 млрд долларов плюс 400 млн долларов инвестиционных условий. Иностранцы тоже интересовались «Роснефтью»: были созданы альянсы «СИДАНКО» – ВР, «Газпром» – Shell – «ЛУКОЙЛ», и даже Джордж Сорос готов был выложить 1 млрд долларов. Все ждали «битвы гигантов» между «ЮКСИ» (объединением «ЮКОСа» и «Сибнефти», которое просуществовала полгода) и двумя альянсами. Но в марте Михаил Ходорковский вышел из игры – дескать, цена «безбожно завышена»[46]. А потом иностранные инвесторы просто проигнорировали аукцион, назначенный на 29 мая 1998 года.

Продажу перенесли на 30 октября 1998 года. Правительству пришлось умерить аппетиты после обвала фондового рынка в конце мая и снизить цену до 1,6 млрд долларов[47]. Чтобы подготовить «Роснефть» к аукциону, призвали на помощь «Группу Альянс», созданную бывшим президентом «СИДАНКО» Зией Бажаевым. 3 августа вице-премьер Борис Немцов представил Бажаева как внешнего управляющего «Роснефти». К этому моменту компания была в плачевном состоянии. Активы 40 предприятий, в том числе «Пурнефтегаза», были арестованы. «Краснодарнефтеоргсинтез» выставили на продажу за налоговые долги в 32 млн долларов.

Команда Бажаева проявила редкую расторопность – за две недели подготовила программу повышения инвестиционной привлекательности «Роснефти», достигла соглашения с основными кредиторами, подписала контракт об аудите с Price Waterhouse вернула «Роснефти» контрольный пакет «Пурнефтегаза». Но чтобы продолжить трансформацию «Роснефти», «Группе Альянс» не хватало формальных полномочий. Правительство 11 августа 1998 года поручило совету директоров в три дня подписать контракт с кризисными управляющими, но директора ничего не делали две недели[48]. За это время ситуация в стране кардинально изменилась. Драгоценное время было упущено, и 27 августа Бажаев отказался от управления компанией[49].

В октябре 1998 года президентом «Роснефти» был назначен Сергей Богданчиков, с 1993 года возглавлявший «Сахалинморнефтегаз», и поработавший в 1980-х годах в Сахалинском обкоме КПСС. У Богданчикова была трудная задача – собрать компанию по частям. Ведь осенью 1998 года «Роснефть» потеряла-таки «Пурнефтегаз». Контрольный пакет, оцененный в «смешную» сумму – 10 млн долларов, был передан за долги четырем таинственным кредиторам[50]. Но вскоре после дефолта премьером стал убежденный государственник Евгений Примаков, который в ноябре 1998 года, призвав на помощь Генпрокуратуру, вернул «Роснефти» контрольный пакет «Пурнефтегаза».

Тюменская нефтяная компания была образована 9 августа 1995 года. Ей поставили задачу возродить загубленный Самотлор. К началу 1990-х годов обводненность стареющего месторождения достигла 92%, а число неработавших скважин увеличилось с 3100 в 1993 году до 4100 в 1994 году (40% общего фонда скважин). На его реабилитацию нужно было 6–8 млрд долларов, иначе после 2000 года добыча на нем могла упасть до 3 млн тонн в год, что угрожало бы существованию компании и даже города Нижневартовска[51]. ТНК достались «Нижневартовскнефтегаз», «Тюменнефтегаз», Рязанский НПЗ (один из старейших в России) и распределительная сеть в Центральном экономическом районе. Председателем совета директоров стал Виктор Палий, гендиректор «Нижневартовскнефтегаза».

Приватизация ТНК шла вторым этапом после приватизации первых ВИНК. Серьезными претендентами на ТНК считались: «Росинвестнефть» Виталия Мащицкого, экспортировавшая нефть под восстановление Самотлора (ее поддерживал Палий), альянс московского правительства и «СБС-Агро», а также «Альфа-групп», финансовым центром которой был Альфа-Банк, а нефтяным – «Альфа-эко». «Альфа-эко» торговала углем, нефтепродуктами и черными металлами в 1991–1992 годах, а за продажу нефти всерьез взялась в 1993 году. ТНК для «Альфы» была последним шансом получить крупные активы в нефтянке.

Летом 1996 года Виктор Палий решил уступить пост председателя совета директоров ТНК своему давнему знакомому – бывшему министру топлива и энергетики Юрию Шафранику. Последний, правда, переметнулся на сторону противников Палия весной 1997 года, когда пришла пора утверждать условия инвестиционного конкурса по продаже 40% акций ТНК, назначенного на лето. Они были написаны под «Альфа-групп» и ее партнера – российско-американскую компанию «Ренова». Цену продажи поставили 25 млн долларов. Победитель должен был депонировать 88 млн долларов для покупки в пользу ТНК ряда активов или иметь эти активы в собственности. Такая возможность была только у альянса «Альфа-групп» – «Ренова»[52].

Поняв, что совершил ошибку, Палий попытался отвоевать позиции. Бои с превосходящим по силе противником велись упорные: в июне 1997 года Анатолий Чубайс и Альфред Кох даже выпустили предписание правительства для совета директоров ТНК – не допустить избрания Палия генеральным директором «Нижневартовскнефтегаза». Но Палий, который контролировал в Нижневартовске все и вся, не разрешил посадить самолет, на котором Шафраник как представитель государства вылетел 6 июня в Нижневартовск для голосования на собрании акционеров ТНК, отправив его в Сургут. Пока Шафраник на перекладных добирался до Нижневартовска, дружественные Палию директора провели его кандидатуру на пост гендиректора.

17 июня правительственная комиссия по оперативным вопросам отказалась реструктурировать задолженность «Нижневартовскнефтегаза» и возбудила процедуру его банкротства.

А 20 июня на собрании акционеров ТНК Виктора Палия пытались не пропустить в совет директоров компании. Однако не удалось и это. Представитель Минтопэнерго Николай Русанов, голосующий акциями РФФИ (40%), неправильно заполнил бюллетень. В результате в совет был избран Виктор Палий вместо Юрия Шафраника, который должен был стать его председателем[53].

Перед конкурсом Виктор Палий обращался в правительство и Госдуму и вел информационную войну против «Альфа-групп». 1 июля 1997 года на пресс-конференции он заявил, что ситуацию с приватизацией ТНК «иначе как государственным разбоем по отношению к государственной компании с молчаливого согласия руководителей государства не назовешь», и сообщил, что «организаторами этого грязного дела» являются Юрий Шафраник, Петр Мостовой и Альфред Кох[54].

Информационное наступление Палия принесло плоды: «Альфа-групп» пришлось заплатить рекордную по тем временам сумму – 810 млн долларов. Победителем конкурса был объявлен «Новый холдинг», учрежденный «Альфа-групп» и «Реновой».

Но покупка 40% акций не позволила новым акционерам ТНК начать реально управлять компанией, предстояли месяцы борьбы с Виктором Палием за контроль над «дочками» ТНК. 16 августа команда Палия сорвала внеочередное собрание акционеров «Нижневартовскнефтегаза»: не набралось необходимого кворума. Дело дошло до того, что руководители «Альфа-эко» передвигались по Нижневартовску с оружием. Вопрос был решен в начале 1998 года, когда «Новый холдинг» выкупил акции дочерних предприятий ТНК и самой ТНК, принадлежавшие «группе Палия». Впрочем, отрешение Палия от должности гендиректора «Нижневартовскнефтегаза» зимой 1998 года прошло мирно[55].

В новый совет директоров ТНК в 1998 году вошли Михаил Фридман, Леонид Блаватник и Виктор Вексельберг. Президентом ТНК стал Семен Кукес, уроженец России, который в юности эмигрировал в США и удачно поработал в Phillips Petroleum и Amoco. Исполнительным директором назначили Германа Хана, главу «Альфа-эко». Хан, не любящий публичности олигарх, имеет репутацию человека чрезвычайно жесткого. Кукес же прославился как дипломатичный переговорщик. Он добился снижения себестоимости производства, увеличил загрузку НПЗ, ввел джобберскую[56] программу на автозаправках ТНК, занялся выплатой налоговых долгов…

Из-за дефолта и бесконечных смен правительства полная приватизация ТНК затянулась. Аукцион с инвестиционными условиями на 49,8% акций компании был проведен только в декабре 1999 года. Выиграло ЗАО «Новые приоритеты», принадлежавшее тем же лицам, что и «Новый холдинг». Победитель согласился заплатить за акции 90 млн долларов и инвестировать в проекты ТНК 185,2 млн долларов.

«СИДАНКО» – Сибирско-Дальневосточная нефтяная компания – была создана в мае 1994 года для снабжения Восточной Сибири, Дальнего Востока и Крайнего Севера нефтью, газом и нефтепродуктами. Компании передали государственные пакеты акций «Пурнефтегаза», «Кондпетролеума», «Черногорнефти», «Варьеганнефтегаза», «Удмуртнефти», Саратовского НПЗ, Ангарской нефтехимической компании (самой крупной в России) и нескольких сбытовых сетей. Она стала лидером среди мировых негосударственных компаний по доказанным запасам нефти. Правда, Владимир Потанин в 1999 году назвал «СИДАНКО» «бессмысленным набором активов»[57].

Беды «СИДАНКО» начались сразу. В 1995 году «Пурнефтегаз» передали «Роснефти». В виде компенсации «СИДАНКО» получила «Саратовнефтегаз», добывавший 1,2 млн тонн в год, Хабаровский НПЗ и 16 предприятий нефтепродуктообеспечения, которые не возместили ей потерю крупнейшей добывающей «дочки». Без «Пурнефтегаза» не удавалось загрузить сырьем Ангарскую нефтехимическую компанию, и у «СИДАНКО» возник дисбаланс между добычей и переработкой нефти. К тому же в «СИДАНКО» был установлен специфический финансовый режим. Материнская компания приобретала нефть у «дочек» по заниженным ценам, оплачивала ее зачастую не деньгами, а векселями и не предоставляла им необходимые инвестиции. В результате многие из них оказались на грани банкротства.

К концу 1997 года «Интеррос» собрал 96,5% акций «СИДАНКО» и стал искать для нее новых хозяев с помощью Зии Бажаева, который с апреля 1997 года был президентом «СИДАНКО»[58]. Сначала 40% акций получил кипрский офшор Kantupan, представлявший интересы Джорджа Сороса и Бориса Йордана. Следующие 10% и право голоса на 20% достались British Petroleum (BP) за 571 млн долларов[59]. Очередным потрясением для «СИДАНКО» оказался дефолт 1998 года, который ее владельцы пережили с тяжелыми потерями.

А потом атаку на компанию повела ТНК. В конце 1998 года в арбитражных судах начались процессы о банкротстве «Кондпетролеума» и «Черногорнефти». ТНК контролировала их полностью. Схема была простой и эффективной. В декабре 1998 года в «Черногорнефти» появился внешний управляющий – человек «Альфа-групп», а ТНК скупила 60% долговых обязательств «Черногорки» и стала контролировать не только комитет кредиторов, но и товарные и финансовые потоки должника. Внешний управляющий направил нефть на экспорт связанному с «Альфа-групп» иностранному посреднику, а внутри страны – на заводы ТНК. Цену на нефть искусственно занижали и превратили «Черногорнефть» в неплатежеспособного банкрота. Внешний управляющий выставил имущество должника в ноябре 1999 года на аукцион. И хотя реальная цена «Черногорки» была близка к 1 млрд долларов, ТНК приобрела ее за 176 млн долларов. По схожей схеме банкротили и «Кондпетролеум». В сентябре 1999 года компания была продана ТНК за 52 млн долларов[60].

В октябре 1998 года «СИДАНКО» прекратила поставлять нефть Ангарской нефтехимической компании, в ноябре сняла с себя полномочия управляющей компании, а Потанин даже заявил, что готов вернуть акции «Ангарки» государству. В 1999 году под процедуру банкротства попали «Удмуртнефть» и «Варьеганнефтегаз». Весной 1999 года управляющей компанией «СИДАНКО» фактически стала British Petroleum. Она начала сокращать расходы, оптимизировать управление и организовала в США оппозицию захватчикам «СИДАНКО».

Дело в том, что ТНК заключила в 1999 году соглашение с американским Эксимбанком о кредите на 500 млн долларов под реконструкцию Рязанского НПЗ и реабилитацию Самотлора. Но не обошлось без скандала из-за войны ТНК против «СИДАНКО». BP-Amoco надавила на Госдепартамент США, требуя принять меры. В декабре 1999 года госсекретарь США Мадлен Олбрайт подписала обращение, в котором призывала Эксимбанк отказать ТНК в кредите, указывая, что это соответствовало бы национальным интересам США, и подчеркивая явно коррумпированный характер банкротств «Кондпетролеум» и «Черногорнефти»[61]. Однако позиции американских сторонников ТНК оказались сильнее. Ричард Чейни, возглавлявший тогда Halliburton, объяснил Госдепартаменту, что отказ от предоставления займа лишит американские компании выгоднейших заказов в Рязани и на Самотлоре.

В конце 1999 года «СИДАНКО» продала свои восточные активы «Росинвестнефти», та перепродала Ангарскую нефтехимическую компанию и часть сбытовых структур «ЮКОСу», а Хабаровский НПЗ с другими сбытовыми сетями – «Группе «Альянс». В декабре 1999 года ВР, российские акционеры «СИДАНКО» и ТНК заключили мировую. В 2001 году ТНК выкупила акции «СИДАНКО» у Kаntupan и «Интерроса». Так «СИДАНКО» перестала существовать как независимая компания.

«Транснефть» и «Транснефтепродукт». Система магистральных нефтепроводов России формировалась в 1960–1970-е годы, когда требовалось доставлять растущие объемы нефти из Западной Сибири к нефтеперерабатывающим заводам и на экспорт. К началу 1990-х годов Главное управление по транспортировке и поставкам нефти («Главтранснефть») Миннефтегазпрома СССР ведало 94 тыс. км магистральных нефте- и продуктопроводов. В 1992 году «Главтранснефть» Указом Президента РФ № 1403 разделили на две трубопроводные компании: «Транснефтепродукту» отошли продуктопроводы, а «Транснефть» получила 49,6 тыс. км магистральных нефтепроводов, 404 насосные подстанции и резервуарный парк на 13,2 млн куб. м[62].

Система была рассчитана на транспортировку до 600 млн тонн нефти в год, а в России добывалось менее 400 млн, то есть на поставки по стране и в другие страны СНГ ее хватало с лихвой. Зато трубопроводы, по которым нефть шла в дальнее зарубежье, работали на пределе. В 1990-х годах «Транснефти» было не до прокладки новых маршрутов. Тарифная выручка при галопирующей инфляции позволяла ей лишь поддерживать в рабочем состоянии ветшавшее хозяйство. А дряхлело оно быстро. К середине 1990-х годов 45% трубопроводов было моложе 20 лет, 30% – от 20 до 30 лет, 25% – старше 30 лет[63].

С 1980 года «Главтранснефтью» руководил потомственный трубопроводчик Валерий Черняев, который успешно отражал все попытки сместить его с высокого поста, например атаку Бориса Немцова, нападавшего в 1997 году на естественные монополии. Черняев был отправлен в отставку лишь в мае 1998 года вслед за его давним другом премьер-министром Виктором Черномырдиным. Тогда правительству стал нужен верный вассал, а не строптивый трубопроводный «барон». Новый премьер-министр Сергей Кириенко поставил на «Транснефть» Дмитрия Савельева, своего знакомого по Нижнему Новгороду.

Правительство всегда отводило «Транснефти» важную роль в выбивании из нефтяников долгов бюджету и текущих налогов. Более того, по Постановлению Правительства РФ «О дополнительных мерах по обеспечению поставок топливно-энергетических ресурсов потребителям Российской Федерации» от 10 марта 1999 года № 262 Минтопэнерго получило право вносить уточнения в утвержденные графики транспортировки нефти по системе магистральных нефтепроводов с учетом обеспечения поставок нефти и нефтепродуктов на внутренний рынок. То есть экспортная труба стала регулировать и снабжение россиян топливом.

При Савельеве «Транснефть» начала строить новые трубопроводы. Чтобы гарантировать транзит азербайджанской нефти, был нужен нефтепровод в обход Чечни, на новороссийском направлении требовалось исключить транзит через Украину. Завершалось обоснование инвестиций по Балтийской трубопроводной системе (БТС).

В сентябре 1999 года президентом «Транснефти» назначили Семена Вайнштока, генерального директора «ЛУКОЙЛ-Западная Сибирь». Савельев заявил, что был нарушен устав «Транснефти», и собирался продолжать работу. Тогда призвали милицию и ОМОН. В ночь на 15 сентября 1999 года офис компании был вскрыт, и на следующий день Савельева туда уже не пустили[64].

Кризис 1998 года

Кризис стал переломным моментом для нефтяной промышленности. Для нефтяников наступили тяжелые времена. Когда в 1998 году цена российской нефти марки Urals упала с 17 до 10 долларов за баррель, российский экспорт оказался на грани рентабельности, отчисления в бюджет резко сократились. «Нефтяные генералы» предупредили правительство: или снижайте налоги, или снизится добыча нефти до уровня, не обеспечивающего энергетическую безопасность страны. «ЛУКОЙЛ», «ЮКОС» и «СИДАНКО» заявили о планах сократить добычу нефти в 1999 году на 15%, ТНК – на 5%. В целом по стране Минтопэнерго ожидало падения до 240–250 млн тонн с 303 млн тонн в 1998 году[65].

Государство помогло нефтяникам, перераспределив в их пользу отчисления на воспроизводство минерально-сырьевой базы и урезав транспортные тарифы. А девальвация рубля привела к уменьшению «долларовой» себестоимости добычи. К тому же весной 1999 года начался рост цен на нефть на мировом рынке. В итоге «ЛУКОЙЛ» снизил добычу только на 0,6%, «СИДАНКО» – на 2%, а «ЮКОС» ее стабилизировал. Добыча в 1999 году даже выросла на 1,7 млн тонн – исключительно благодаря «Сургутнефтегазу», который увеличил добычу на 2,4 млн тонн.

По иронии судьбы кризис 1998–1999 годов пошел на пользу нефтяной промышленности. В России начали рассчитывать налоги нефтяным компаниям исходя из мировых цен на нефть. Ценовой кризис заставил ВИНК заняться модернизацией нефтеперерабатывающих заводов, расширением сбытовых сетей и снижением затрат.

За 1990-е годы нефтяники прошли через приватизацию, либерализацию внешней торговли, перераспределение активов, дефолт, неплатежи, глубочайший экономический спад. Хотя цены на нефть редко поднимались выше 20 долларов за баррель, частные компании смогли переломить тенденцию к снижению нефтедобычи. Достигнув «дна» в 301 млн тонн в 1996 году, отрасль медленно, но верно начала наращивать объемы добычи, хотя государство, по-прежнему считавшее нефтяную промышленность «дойной коровой», зачастую скорее мешало, чем помогало ей пережить трудные времена.

В закрытую при социализме нефтяную промышленность проник иностранный капитал, принося с собой передовую технологию и управленческий опыт. Приватизированные российские компании, ставшие хозяевами своей судьбы, провели корпоративную реорганизацию, начали выходить на мировые фондовые рынки, покупать зарубежные активы, вливаться в международное деловое сообщество. Нефтяники превратились в политических и экономических тяжеловесов, определявших правила игры в стране.

Правда, при этом агрессивный передел собственности и скандалы с миноритарными акционерами не способствовали улучшению инвестиционного климата в России, а политическая нестабильность в стране мешала нефтяникам осуществлять реализацию долгосрочной стратегии развития, главное – наращивать геологоразведочные работы, которые обеспечивают будущее отрасли. Прирост запасов в 1990-е годы хронически не покрывал объемы добычи – нефтяники проедали ресурсную базу, открытую еще при советской власти[66]. Основные производственные фонды отрасли быстро старели, нефтепереработка была на положении падчерицы у ВИНК, и надолго закрепился сырьевой тип развития страны.

2000-е годы

Новая нефтяная элита

В 1999 году премьер-министром стал Владимир Путин. Ему досталось тяжелое наследство – всемогущие олигархи, слабое правительство, вездесущая коррупция и бюрократия, сырьевая экономика. Но при этом новому премьеру крупно повезло: мировые цены на нефть поползли вверх, стала расти добыча нефти.

Карьера Путина взлетела так стремительно, что к выборам 2000 года у него не было своей команды. Он стал расставлять знакомых – в основном сослуживцев из питерской мэрии и органов – на ключевые посты, хотя вначале его возможности были ограничены «семьей». Санкционировав назначение Семена Вайнштока главой «Транснефти», Путин привел в трубопроводную компанию Алексея Миллера, возглавившего строительство Балтийской трубопроводной системы, и Николая Токарева из внешней разведки на должность вице-президента «Транснефти». После избрания Путина президентом его протеже пошли на повышение. Токарев занял пост гендиректора «Зарубежнефти». Недолго побыв заместителем министра энергетики, Миллер стал председателем правления «Газпрома», а Дмитрий Медведев и Игорь Сечин, питерские коллеги Путина, – заместителями главы президентской администрации.

Придя во власть, «питерские» и «чекисты» начали теснить старую гвардию олигархов, чьи позиции ослабевали. Тем более что стал популярным лозунг Путина о «равноудалении олигархов от власти».

Из «нефтяных генералов» поколения 1990-х годов особым доверием Путина пользуется Владимир Богданов, который, несмотря на свое немалое состояние, не воспринимается как олигарх. Богданов был доверенным лицом Путина на выборах 2000 года. В марте 2000 года президент России провел в Сургуте совещание с руководителями нефтяных компаний, и с тех пор «Сургутнефтегаз» считается его фаворитом. Путин ставил Богданова в пример другим бизнесменам и по многим существенным для отрасли вопросам советовался с ним. Возможно, поэтому прогнозы относительно неминуемого поглощения «Сургутнефтегаза» тем или иным игроком пока так и остаются прогнозами. А на вопрос: кто же реально владеет компанией? – никто не может дать ответ.

Энергетическая политика

В новом десятилетии смены правительства происходили реже, чем в 1990-х годах. ТЭК возглавляли всего четыре министра – Александр Гаврин (бывший мэр Когалыма), Игорь Юсуфов (генеральный директор Российского агентства по госрезервам), Виктор Христенко (заместитель председателя правительства) и Сергей Шматко (президент «Атомстройэкспорта»). Министерство энергетики, которое растеряло полномочия и кадры в прошлом десятилетии, начало отвоевывать утраченные позиции.

В первый срок президентства Путина в 2000–2004 годах энергетическая политика еще не оформилась. Делались шаги по либерализации ТЭКа – продолжалась приватизация нефтяной отрасли и угольной промышленности, была принята программа рыночных реформ в электроэнергетике. Но одновременно государство усиливало влияние в нефтегазовом секторе. Оно запретило частные нефтепроводы, укрепило государственный контроль над «Газпромом» и отложило реформы газовой монополии.

Поначалу президент и его администрация особо не вмешивались в экономическую и энергетическую политику, которую проводил премьер-министр Михаил Касьянов. Его влияние росло, но при этом обострялись разногласия с президентом – и во многом по ТЭКу. Путин (убежденный государственник) и Касьянов (скорее рыночник) расходились во взглядах на роль государства и частного капитала в отрасли[67].

К тому же в начале десятилетия были еще сильны лоббистские позиции частных компаний, которые успешно проталкивали выгодные им законодательные инициативы. В Госдуме третьего созыва нефтегазовое лобби включало Владимира Дубова, Сергея Кириенко, Бориса Немцова, Дмитрия Савельева, Рэма Храмова, Александра Рязанова, Виктора Черномырдина, Валерия Язева, Владимира Медведева.

Правда, почти сразу проявились новые приоритеты. Например, центр стала тяготить самостоятельность регионов. Чтобы ее ограничить, реформировали Совет Федерации, создали федеральные округа, верность Кремлю оказалась условием победы на губернаторских выборах. От новых приоритетов пострадали нефтяные регионы. Так, в 2001 году Татарстан лишился некоторых привилегий, предоставленных республике в 1994 году, и «Татнефть», пользовавшаяся весомыми налоговыми льготами, стала жить как все.

А во второй срок президентства Путина отношение властей к нефтяной отрасли резко изменилось. После отставки кабинета Касьянова правительство Михаила Фрадкова уступило инициативу в выработке ключевых решений по энергетике президенту и его администрации. Государство стало активно вмешиваться в нефтяную промышленность. Да и Госдума четвертого созыва, избранная в конце 2003 года, принципиально отличалась от предшественников. Пропрезидентское большинство позволяло принимать любые законы быстро и без хлопот. И хотя нефтяников в этой Думе хватало, они предпочитали вписываться в генеральную линию власти и если решали какие-то свои вопросы, то действовали как можно тише.

Стало ограничиваться политическое влияние олигархов и руководителей субъектов Федерации, чья мощь опиралась на нефтяные доходы. Стремясь лишить нефтяных и региональных «баронов» экономической базы, в августе 2004 года Госдума приняла поправки в Закон «О недрах», отменившие «два ключа» в недропользовании. Центр приобрел абсолютную власть в сфере лицензирования: теперь решение о выдаче лицензии принимала федеральная комиссия, в которую приглашались представители субъекта Федерации.

Налоги

В начале десятилетия лоббизм частных нефтяных компаний достиг апогея в реформе налогообложения отрасли, подготовкой которой в Госдуме руководил глава подкомитета по налогам Владимир Дубов (совладелец «ЮКОСа»). С 1 января 2002 года в России была снижена ставка налога на прибыль и введен налог на добычу полезных ископаемых (НДПИ), заменивший несколько прежних платежей за пользование недрами. Плоская шкала этого налога вне зависимости от горно-геологических условий разработки была удобна налоговикам и Минфину («плоский» налог проще считать и собирать), а также выгодна «ЮКОСу» и «Сибнефти», которые при распределении нефтяных активов получили относительно молодые месторождения. Пострадали от уравниловки «Башнефть» и «Татнефть», у которых месторождения были выработаны на 80%. К тому же «плоский» налог подталкивает недропользователей к выборочной разработке месторождений. Он непригоден для изъятия государством природной ренты (чего и добивались «ЮКОС» с «Сибнефтью»).

Но как только к середине десятилетия ослаб лоббизм нефтяников, возросла налоговая нагрузка на отрасль. Тема «изъятия сверхдоходов нефтяных компаний» вошла в моду еще в 2000 году, едва нефтянка оправилась от кризиса. А перед выборами в Госдуму 2003 года отдельные политики обещали собрать с нефтяников десятки миллиардов долларов и раздать их буквально всем нуждавшимся[68]. В апреле 2004 года были приняты поправки в Закон «О таможенном тарифе» и Налоговый кодекс. Они предполагали увеличение налоговых изъятий у нефтяных компаний при цене нефти выше 18 долларов за баррель. Устанавливалась новая шкала ставок таможенных пошлин в зависимости от мировой цены на нефть. Нефтяники стали платить экспортную пошлину исходя не из сегодняшней цены на нефть, а с двухмесячным лагом. При росте цен они платили меньше, а при падении – больше. Привязанные к стремящимся ввысь мировым ценам НДПИ и экспортные пошлины быстро наполняли федеральный бюджет и Стабилизационный фонд. К тому же в начале 2004 года были ликвидированы последние офшоры в Мордовии, Калмыкии и на Чукотке. В 2004 году были приняты поправки в Бюджетный кодекс: увеличена доля федерального бюджета в НДПИ по нефти с 85,6 до 95%. Самая большая статья доходов нефтегазовых регионов резко сократилась.

Правильно интерпретировав сигналы, поступающие сверху, многие компании поняли, что с налоговиками лучше не ссориться. Еще в 2002 году «ЛУКОЙЛ» решил добровольно выплатить в казну 103 млн долларов, которые с него требовали фискальные органы за использование так называемой байконурской схемы торговли нефтепродуктами, которая позволяла уходить от акцизов и налога на прибыль[69].

Налоговые новшества привели к тому, что фискальная нагрузка на нефтяные компании стала расти угрожающе быстро: теперь нефтяникам приходится отдавать в казну больше, чем они зарабатывают при сверхвысоких ценах на нефть[70]. Вагит Алекперов так охарактеризовал в 2005 году налоговую нагрузку: «Сегодня она максимальная для нефтяных компаний. Экспортные пошлины и налог на добычу полезных ископаемых привязаны к мировым ценам, что не стимулирует инвестиции». Он подчеркнул, что теперешняя налоговая система еще годится для разработки уже обустроенных месторождений, но не подходит для освоения новых территорий[71]. В результате нефтяники стали компенсировать повышение налогов, взвинчивая цены на внутреннем рынке, и по ценам на бензин в 2000-х годах Россия догнала и перегнала США. Власти, озабоченные удорожанием бензина, начали давить на сознательность нефтяников, призывая их обуздать цены. Так, в конце 2004 года «ЛУКОЙЛ» временно снизил цены на своих заправках на 5%[72].

По мере того как ослабевало влияние частных компаний, возрастал лоббистский потенциал государственных. Так, в 2008–2009 годах были предоставлены «налоговые каникулы» по НДПИ компаниям, работавшим в Восточной Сибири и на континентальном шельфе, и установлены нулевые ставки таможенной пошлины на нефть с восточносибирских месторождений[73]. Из всех нефтяников максимальную выгоду от этого новшества получила «Роснефть» – ведь теперь и на шельфе, и на востоке страны правят бал государственные компании.

Иностранные компании

Из-за растущих цен на нефть и усиления российских нефтяных компаний изменилось отношение властей к зарубежным игрокам в нефтяной отрасли: им отвели роль миноритарных партнеров. Такое усиление «ресурсного национализма» – обычное явление для нефтедобывающих стран при благоприятной для них конъюнктуре на мировых рынках сырья. Правда, при дорогой нефти иностранные инвесторы были готовы работать в России практически на любых приемлемых условиях.

Громким сигналом о новом отношении к участию иностранцев в освоении российских недр стали события вокруг Киринского блока месторождений «Сахалина-3». Блоки «Сахалина-3» были выставлены на конкурс в 1993 году. Киринский блок достался Mobil и Texaco, Восточно-Одоптинский и Айяшский – Exxon. В 1997 году Mobil и Texaco были вынуждены уступить треть своего проекта «Роснефти» и «Сахалинморнефтегазу». А в январе 2004 года правительство лишило ExxonMobil и Chevron[74] права работать на Киринском блоке и в режиме СРП, и в обычном лицензионном режиме, мотивируя это тем, что у инвесторов не было документально подтвержденного права на участок шельфа[75]. И государство, и возмужавшие российские компании перестала устраивать ведущая роль, которую иностранцы играли в крупных нефтегазовых проектах, особенно на стратегически важном Дальнем Востоке. Хотя в этом регионе успешно реализовались только проекты «Сахалин-1» и «Сахалин-2», которыми управляли международные компании.

«Нефтегазовый патриотизм» четко проявился в понятии стратегических месторождений. В 2005 году было решено обновить прежний Закон «О недрах». Одна из важнейших поправок к нему сводилась к ограничению роли иностранцев в освоении стратегических месторождений: к ним отныне стали допускаться только российские компании, в капитале которых доля нерезидентов ниже 50% и в советах директоров – иностранцев менее половины[76]. Критерий «стратегичности» месторождения постоянно ужесточался под давлением Федеральной службы безопасности: для нефти порог был опущен со 150 млн до 70 млн тонн, для газа – с 1 трлн до 50 млрд куб. м[77]. Снижение планки продвигали также «Газпром» и «Роснефть», которые в зарубежных компаниях видели лишь технических и финансовых партнеров.

Новые нефтяные рубежи

Особо ярко тенденции огосударствления и ограничения роли иностранных игроков в нефтяной отрасли проявились в политике по освоению новых нефтегазовых провинций – Восточной Сибири, Дальнего Востока и континентального шельфа.

В текущем десятилетии Россия взялась за создание крупной нефтегазовой провинции на востоке страны[78], который стал полигоном для испытания новой энергетической политики. О необходимости освоения нефтегазовых богатств востока дальновидные профессионалы-нефтяники предупреждали давно. Еще в середине 70-х годов тогдашний министр нефтяной промышленности Валентин Шашин говорил об острой потребности открыть новые огромные нефтяные провинции, сопоставимые с Волго-Уральской и Западносибирской. Он считал, что Восточная Сибирь, Прикаспийская впадина и шельфы морей и океанов, которые имеют огромный потенциал для прироста запасов, могут стать такими регионами[79].

При социализме в регионе велась геологоразведка, были открыты крупные месторождения, хотя территория остается слабоизученной, потому что в те времена удобнее было выжимать все соки из Западной Сибири. В 1990-е годы в условиях экономического спада и низких цен на нефть российским нефтяникам было не до освоения углеводородных богатств Востока с его суровым климатом, сложной геологией и отсутствием инфраструктуры. Да и проблем в традиционных нефтяных районах хватало. Но в текущем десятилетии стало очевидно, что России нужно диверсифицировать экспорт углеводородов, в основном идущих в Европу, закрепившись на динамично растущих азиатских рынках и в США. Чтобы остаться ведущим игроком мировой энергетики, надо было создать крупную нефтегазовую Восточную провинцию в поддержку стареющей Западносибирской, тем более что высокие цены на нефть позволяли это сделать.

К тому же было ясно, что жизненно важно возродить регион, где царят экономический застой, колониальный тип развития, энергетический кризис, бездорожье и нищета. Средняя плотность населения составляет 1,2 человека на кв. км в Восточной Сибири и 1,1 – на Дальнем Востоке. За 1989–2002 годы население Дальнего Востока уменьшилось на 16% (по всей России – на 4%)[80]. А рядом Китай…

В 2006 году Владимир Путин оценил ситуацию на Дальнем Востоке как «угрозу национальной безопасности»[81] и призвал инвестировать в регион. Разработали Федеральную целевую программу «Развитие Дальнего Востока и Забайкалья до 2013 года», стали укрупнять субъекты Федерации, переставлять кадры, звать на помощь олигархов. Наверное, вдохновил успех чукотского губернатора Романа Абрамовича. Он развил бурную деятельность на Чукотке: зарегистрировал там трейдеров «Сибнефти» и «Русского алюминия» и платил подоходный налог по 30 млн долларов в год в региональный бюджет. За время его губернаторства был построен новый аэропорт в Анадыре, модернизированы окружные больницы, существенно вырос уровень жизни местного населения[82].

Теперь на востоке правительство заменяет частных игроков государственными. До недавнего времени там царил «ЮКОС», прочные позиции занимала ТНК-ВР. При этом «Роснефть» была слишком слаба, а «Газпром» реально не присутствовал в регионе, хотя и разрабатывал Восточную газовую программу. Но в последние годы концерн быстро наверстал упущенное на востоке, войдя в проект «Сахалин-2», получив контроль над Ковыктой и Чаяндинское месторождение…

На восток проник и «Сургутнефтегаз» – «державная компания», став осваивать Талаканское месторождение в Якутии, на которое прежде претендовал «ЮКОС».

Восток – зона стратегических интересов «Роснефти». Кроме Сахалина, где работает ее дочерняя компания «Сахалинморнефтегаз», «Роснефть» закрепилась в Восточной Сибири. В 2003 году она победила «ЮКОС» и Total в затяжной борьбе за Ванкорское месторождение в Красноярском крае; в 2005 году приобрела долю в Верхнечонском месторождении в Иркутской области, на котором работает ТНК-ВР. А в 2007 году скупила все восточные активы «ЮКОСа».

В текущем десятилетии возрос интерес и к континентальному шельфу. В соответствии с Законом «О внесении изменений в Федеральный закон № 120-ФЗ „О континентальном шельфе Российской Федерации“ и отдельные законодательные акты Российской Федерации» от 18 июля 2008 года шельф был отдан на откуп «Газпрому» и «Роснефти». Теперь госкомпании могут получать лицензии на шельфовые месторождения без конкурса. Хотя эксперты полагают, что у российских нефтяников пока не хватает опыта, денег и технологий для реализации крупных шельфовых проектов, и без помощи иностранцев им все равно не обойтись.

А в сентябре 2008 года Дмитрий Медведев провел в Кремле первое в качестве главы государства расширенное заседание Совета безопасности, на котором были утверждены «Основы государственной политики России в Арктике до 2020 года». По мнению президента, Арктика должна стать «главной ресурсной базой России XXI века», поскольку там находится около четверти мировых запасов углеводородов[83].

Основные российские игроки

«Славнефть». Дела в компании с самого начала шли не блестяще: перерабатывающие мощности (более 20 млн тонн в год) значительно превышали объем добычи, при этом добыча падала, а сбыт контролировали многочисленные посредники.

В январе 2000 года президентом «Славнефти» стал Михаил Гуцериев, возглавлявший БИН-банк и офшорную зону «Ингушетия». Он привел в компанию топ-менеджеров из «Сибнефти». При нем «Славнефть» расцвела. К концу 2001 года она удвоила запасы, приобретя несколько независимых производителей, а ее добыча нефти достигла 14 млн тонн в год. Продажи нефтепродуктов выросли в 2001 году на 40%, количество фирменных АЗС увеличилось в 4 раза[84]. Началась модернизация нефтеперерабатывающих заводов.

Судя по всему, Гуцериев готовил компанию к приватизации в пользу «Сибнефти» – тогда планировалось продать 19,68% ее акций. Даже экспорт госкомпании был переведен на трейдера «Сибнефти» – Runicom. «Сибнефть» и дружественные БИН-банку структуры стали приобретать ценные бумаги «Славнефти». Но «Славнефтью» интересовалась и ТНК, которая стала скупать на вторичном рынке акции самой компании и ее «дочек». К концу 2000 года ТНК контролировала 13% акций «Славнефти», 27% – «Мегионнефтегаза», более 40% – «Ярославнефтеоргсинтеза» и 9% – НПЗ имени Менделеева. Владея такими пакетами, она по праву рассчитывала получить места в их советах директоров. Но право оказалось чисто теоретическим. Воспользовавшись тонкостью в законе, Гуцериев убрал людей ТНК из совета директоров «Ярославнефтеоргсинтеза». ТНК в поисках справедливости обратилась в суд, но безуспешно[85].

ТНК столкнулась с опасным противником. Гуцериев скупил долги дочерних предприятий «Славнефти», обезопасив компанию от возбуждения банкротства конкурентами – любимого метода ТНК. «Славнефть» также стала приобретать акции добывающих компаний ТНК, взяв под контроль от 5 до 10% ее основных «дочек». Взаимная скупка шла под громкие скандалы в средствах массовой информации. Аукцион тогда не состоялся, и в конце 2001 года противники заключили перемирие: ТНК передала свои доли в «Славнефти» и ее «дочках» в траст, где она и «Сибнефть» получили по 25%, а остальное – структуры, близкие Олегу Дерипаске и Михаилу Гуцериеву.

В 2002 году на ключевые посты в «Славнефть» пришли специалисты из Межпромбанка Сергея Пугачева, связанного с «питерцами». Тогда же состоялись выборы главы Ингушетии, на которых брат Михаила Гуцериева конкурировал с Муратом Зязиковым, ставленником Кремля. Летом 2002 года вокруг «Славнефти» разгорелись бурные страсти. 13 мая правительство провело собрание акционеров, которое отправило в отставку Михаила Гуцериева. «Семейные» среагировали оперативно, сделав президентом «Славнефти» Юрия Суханова. «Питерцы» бросились создавать условия, которые позволили бы в нужный момент Суханова снять. МВД возбудило против него уголовное дело, а уфимский суд по иску некоего миноритария отменил решение собрания акционеров.

Анатолий Барановский, первый вице-президент «Славнефти», которому незадолго до собрания акционеров передал полномочия ушедший в отпуск Михаил Гуцериев, покинул «Славнефть» и вернулся в «Роснефть», где был вице-президентом. К удивлению сотрудников «Славнефти», 24 мая они снова увидели Барановского в компании представителей Межпромбанка. Сопровождаемые телохранителями, те беспрепятственно проникли в офис. На помощь Барановскому подтянулись вневедомственная охрана и милиция. Барановский предъявил права на управление «Славнефтью», заявив, что избрание президентом Юрия Суханова незаконно. Но тут в МВД сообщили о заложенной в офисе бомбе. Сотрудников спешно эвакуировали, а здание оцепила милиция. Бомбу, понятно, не нашли. На следующий день Суханов появился в «Славнефти»[86].

Второй вооруженный захват компании состоялся вечером 27 июня 2002 года. Вход в здание опечатали. Приехал Гуцериев в сопровождении трех автобусов с бойцами ОМОНа. После короткого штурма он поднялся в свой бывший кабинет. В офисе начались обыски и выемка документов в рамках уголовного дела на Юрия Суханова[87].

Когда летние страсти поутихли, аукцион по продаже 74,95% акций «Славнефти» назначили на декабрь 2002 года. Рассчитывали выгодно продать пакет за счет острой борьбы между «ЛУКОЙЛом», «Сургутнефтегазом» и основными претендентами. Но борьбы не получилось. «ЛУКОЙЛ» всерьез не планировал покупать «Славнефть». «Сургутнефтегаз» предпочел не ввязываться в драку с превосходящим по силе противником. Неожиданно (после визита Владимира Путина в Пекин) в аукционе решила участвовать китайская CNPC. Против нее бросили административный ресурс. Вначале депутаты Госдумы заклеймили участие иностранцев в конкурсе. Потом правительство заявило, что приватизация одной государственной компании в пользу другой – просто нонсенс.

В преддверии аукциона «Сибнефть» приобрела у Белоруссии ее пакет акций «Славнефти» (10,83% акций) и совместно с ТНК – долю Гуцериева в трасте. В итоге перед торгами альянс «Сибнефти» и ТНК имел 24% акций «Славнефти», и исход борьбы был предрешен. За 74,95% акций «Славнефти» альянс заплатил 1,86 млрд долларов[88].

Теперь «Газпромнефть», в прошлом «Сибнефть», и ТНК-ВР контролируют 99% «Славнефти». Они долго не могли решить, как поделить компанию. Потом придумали: с 2005 года всю нефть «Мегионнефтегаза», идущую на экспорт, и нефтепродукты пополам реализуют трейдеры «Сибнефти» и ТНК-BP. Но смена владельцев не пошла «Славнефти» на пользу: ее добыча неуклонно падает – с 24 млн в 2005 году до 21 млн в 2007 году и 19 млн тонн в 2009 году.

«Русснефть». Изгнанный из «Славнефти» Михаил Гуцериев в 2002 году создал «Русснефть». Но прежде он преподнес неприятный сюрприз ТНК и «Сибнефти», заблокировав деятельность траста. За выход Гуцериева из траста акционеры «Славнефти» продали ему в начале 2003 года «Варьеганнефть». Она стала первым и самым ценным активом его новой нефтяной империи. В 2005 году «Русснефть» приобрела заправочные сети «Гранд» и «Корус», купила у «ЮКОСа» 50% акций СП «Западно-Малобалыкское», а у ТНК-ВР – «Саратовнефтегаз», «Орскнефтеоргсинтез» и «Оренбургнефтепродукт». Деньгами ей помогал международный трейдер Glencore. В начале 2006 года «Русснефть» договаривалась о выкупе 49% акций Transpetrol у «ЮКОСа».

В 2006 году Гуцериев объявил о заветной цели – довести добычу до 100 млн тонн в год, из них только 25 млн тонн в России[89]. И успешно к ней двигался: к 2007 году компания добывала 14 млн тонн и перерабатывала 7 млн тонн.

Но в ноябре 2006 года Генпрокуратура возбудила уголовное дело против руководителей дочерних компаний «Русснефти», обвинив их в сверхлимитной добыче. В начале 2007 года в компании прошли обыски. Затем Гуцериеву предъявили обвинение по статье «Незаконное предпринимательство, совершенное организованной группой в особо крупном размере». Считалось, что «Русснефть» покупала нефть с наценкой у трейдеров, из-за чего несла необоснованные расходы, на которые уменьшала налогооблагаемую прибыль. Летом 2007 года Михаил Гуцериев объявил, что продает свой бизнес и займется наукой. Причина – «беспрецедентная травля», которой подверглись он, его родственники и «Русснефть»[90]. В июле Гуцериев договорился о продаже «Русснефти» Олегу Дерипаске и сразу покинул страну. Вскоре на 100% акций «Русснефти» был наложен арест и выдан ордер на арест Гуцериева. Он несколько лет прожил в Лондоне, находясь в международном розыске.

Но в начале 2010 года Гуцериев снова стал полновластным хозяином «Русснефти» и вернулся на родину. С него сняли все обвинения – по мнению аналитиков, «у Гуцериева огромный авторитет в Ингушетии, он слишком нужен сейчас правительству России»[91].

ТНК-ВР. В новом тысячелетии ТНК продолжала экспансию – приобрела за 1,08 млрд долларов 85% акций «ОНАКО», в которую входили «Оренбургнефть», «Орскнефтеоргсинтез» и «Оренбургнефтепродукт»[92]. В 2000 году ТНК купила самый современный на Украине Лисичанский НПЗ.

ТНК долго боролась с «ЮКОСом» за компанию «Роспан», созданную в 1991 году и владеющую лицензиями на разработку ачимовских залежей Ново-Уренгойского и Восточно-Уренгойского месторождений. В 1999 году «Газпром» продал контрольный пакет «Роспана» структурам, близким к «Итере». В 2001 году «ЮКОС» приобрел этот пакет у «Итеры» и к началу 2002 года собрал уже 100% акций «Роспана». Но тут кредиторскую задолженность предприятий в своей обычной манере скупила ТНК. Между компаниями начались судебные разбирательства и силовые конфликты. «Конфликт был настолько острый, что на стороне одного участника стояли внутренние войска, а другая готовила к подрыву цистерны с газовым конденсатом», – вспоминает глава Комитета по собственности Госдумы Виктор Плескачевский[93]. В итоге ТНК приобрела у «ЮКОСа» 44% акций «Роспана», «ЮКОС» оставил себе 56% акций. Летом 2004 года ТНК-ВР после начала «дела «ЮКОСа» выкупила у партнера 56% акций «Роспана» за 357 млн долларов[94].

В 2003 году прежние противники – ТНК и ВР, объединив активы, создали третью по величине в России компанию ТНК-ВР: ее владельцами стали ВР (50% акций) и ее российский партнер ААР – консорциум «Альфа-групп» (25%), Access Industries (12,5%) и «Ренова» (12,5%). Эта сделка побила рекорды по объему средств, затраченных иностранцами на нефтяные активы в России. За половину акций в новой компании ВР выплатила акционерам ТНК 2,6 млрд долларов наличными и еще три года перечисляла по 1,25 млрд долларов в своих акциях, перевела им 1,4 млрд долларов за включение в ТНК-ВР 50% акций «Славнефти»[95].

Но у мощного альянса возникли серьезные проблемы. Министерство природных ресурсов грозилось отозвать ряд лицензий ТНК-ВР из-за самой высокой среди российских компаний доли простаивавших скважин. Осенью 2006 года компания заплатила 1,5 млрд долларов, чтобы погасить налоговую задолженность за 2002–2003 годы[96]. Генеральная прокуратура занялась «Роспаном». Жаркие баталии с «Газпромом» велись вокруг гигантского газоконденсатного месторождения Ковыкта с 2,2 трлн куб. м газа в Иркутской области, ради которого ВР и пришла в Россию.

А в 2008 году возникли проблемы внутри самой компании. Сказались кардинальные различия двух корпоративных культур. Официально конфликт между акционерами вызвали разногласия по стратегии развития. Российские акционеры считали, что многие выгодные сделки не были реализованы по вине ВР, и наблюдалась дискриминация россиян по сравнению с иностранцами, в том числе по зарплате. Конфликт нарастал стремительно. В апреле 2008 года 150 зарубежных сотрудников лишились права работать в России из-за проблем с визами. В мае «Тетлис» (миноритарий ТНК-BP) потребовал через суд разорвать контракт со 148 специалистами BP[97]. В июне–июле BP подала иск против ААР в суд Лондона. «ААР» через российский суд настаивала на отставке президента ТНК-ВР Роберта Дадли, возглавлявшего ее с 2003 года. Дадли, у которого возникли проблемы с Федеральной миграционной службой, покинул Россию.

В сентябре заключили перемирие. Совет директоров утвердил отставку Роберта Дадли и вернул полномочия Виктору Вексельбергу и Герману Хану, которые временно были отстранены от управления. В совет директоров вошли три независимых руководителя, в том числе бывший канцлер Германии Герхард Шредер. Поиски нового главы компании продолжались долго, но особым успехом не увенчались. Пока ТНК-ВР руководит Михаил Фридман, исполнительный председатель совета директоров.

«ЛУКОЙЛ». В новом десятилетии концерн шел тем же путем, что и в 1990-е годы, хотя и перестал быть флагманом отрасли. Он продолжал наращивать добычу, в 2003 году обменялся активами с «Роснефтью» и стал полновластным хозяином «Архангельскгеолдобычи». В 2004 году начал эксплуатационное бурение на месторождении Кравцовское в Балтийском море. Этот проект – первый чисто российский на нашем шельфе, вступивший в фазу промышленного освоения.

В сентябре 2004 года ConocoPhillips приобрела 7,6% акций «ЛУКОЙЛа» за 1,9 млрд долларов, а затем увеличила долю до 20%. Глава ConocoPhillips Джеймс Малва в июле 2004 года встречался с Владимиром Путиным и Вагитом Алекперовым. Когда Джеймс Малва выразил надежду, что «приверженность и поддержка» президента страны позволят американской компании «сделать долгосрочными инвестиции в российскую экономику», Владимир Путин ответил: «Можете рассчитывать не только на мою поддержку в этом деле»[98]. Так был дан сигнал: иностранцы могут приобретать крупные доли в российских нефтегазовых компаниях только с благословения лидера страны.

В 2005 году ConocoPhillips создала с «ЛУКОЙЛом» совместное предприятие «Нарьянмарнефтегаз» для разработки севера Тимано-Печоры, в том числе крупного месторождения Южно-Хыльчуюское. Первая нефть пошла с него 20 июня 2008 года. Нефть поставляется по трубе на новый терминал «ЛУКОЙЛа» «Варандей» в Баренцевом море, оттуда танкерами – на мировые рынки.

В новом веке «ЛУКОЙЛ» усилил позиции в нефтепереработке, приобретя за 26 млн долларов Нижегородский НПЗ компании «НОРСИ-ойл», который к концу 2001 года фактически обанкротился. Эта покупка обеспечила ему баланс добычи и переработки.

«ЛУКОЙЛ» активно модернизирует свои нефтеперерабатывающие заводы. В 2003 году закончился первый этап реконструкции Ухтинского НПЗ: теперь он выпускает дизельное топливо по стандартам Евро-3 и Евро-4, глубина переработки выросла с 47 до 76%. В 2005 году «Пермнефтеоргсинтез» стал лидером в России по глубине переработки (85%).

Концерн занимается разведкой и добычей нефти в Колумбии, Венесуэле, Кот-д’Ивуаре, Гане, Египте, Казахстане, Узбекистане и Азербайджане. А 26 января 2004 года произошло уникальное событие: компания «ЛУКОЙЛ Оверсиз» победила в тендере на разработку газовых месторождений в Саудовской Аравии. В декабре 2009 года «ЛУКОЙЛ» в тандеме с норвежской Statoil выиграл контракт на освоение иракского месторождения Западная Курна-2.

«ЛУКОЙЛ», как и раньше, помогает России устанавливать стратегические партнерства за рубежом. Сейчас российское правительство крепит дружбу с Венесуэлой – новым политическим союзником. Соответственно 8 октября 2008 года «ЛУКОЙЛ», «Роснефть», ТНК-BP, «Сургутнефтегаз» и «Газпром нефть» учредили Национальный нефтяной консорциум. В 2009 году в ходе визита в Москву Уго Чавеса был подписан меморандум о создании СП между консорциумом и венесуэльской PDVSA, которое займется разработкой блока Хунин-6.

Концерн по-прежнему развивает нефтяные отношения России с другими странами СНГ. Так, в ходе официального визита Владимира Путина в Казахстан в январе 2004 года «ЛУКОЙЛ» заключил два крупных контракта – на разведку и добычу на блоке Тюб-Караган и на разведку блока Аташский. Сегодня «ЛУКОЙЛ» – единственная компания, которая работает в российском, казахстанском и азербайджанском секторах Северного Каспия, и очень удачно: в начале 2006 года было открыто шестое месторождение с вероятными запасами в 77 млн тонн нефти и 34 млрд куб. м газа.

«ЛУКОЙЛ» – единственная из российских нефтяных компаний, кто проник на рынок США. Сначала в 2000 году он приобрел у Getty Petroleum 1300 АЗС на северо-востоке США, в 2004 году сделал второй заход, купив 795 заправок у ConocoPhillips. Правда, в этой стране он присутствует скорее для престижа, чем для выгоды, – у концерна там пока нет своей переработки. Его продвижению на североамериканский континент может помешать принятое в 2010 году решение ConocoPhillips продать свою долю в российском партнере из-за неблагоприятного для иностранцев инвестиционного климата в России[99].

«ЛУКОЙЛ» продолжал экспансию и в европейскую нефтепереработку, но не очень успешно: ему не удалось купить Гданьский НПЗ в Польше, литовский «Mazeikiu nafta», греческий «Hellenic Petroleum» и НПЗ «Europoort» в Роттердаме. Приход российских компаний в нефтепереработку Европы экономически ей выгоден (благодаря сравнительно дешевому российскому сырью уменьшается себестоимость нефтепродуктов), но российские компании, приобретая европейские НПЗ, укрепляют свою глобальную конкурентоспособность и влияние на европейском пространстве. ЕС это категорически не устраивает. В результате лишь в 2008 году «ЛУКОЙЛ» смог выкупить 49% акций нефтеперерабатывающего комплекса ISAB на Сицилии у итальянской ERG. А в 2009 – 45% НПЗ Vlissingen в Нидерландах у французской Total.

До недавнего времени «ЛУКОЙЛ» сам диктовал правила игры на региональном и федеральном уровнях. Вагит Алекперов не нуждался в стратегическом партнерстве ни с одним из кланов. Теперь же положение сильного, но одинокого игрока недостаточно для защиты его бизнеса. Поэтому «ЛУКОЙЛ» ищет союзников среди всесильных государственных компаний, в частности подписал с «Газпромом» Генеральное соглашение о стратегическом партнерстве на 2005–2014 годы, которое обеспечило «ЛУКОЙЛу» сбыт газа с Находкинского месторождения в Ямало-Ненецком АО, запущенного 5 апреля 2005 года.

«Транснефть». До 2007 года трубопроводной компанией руководил Семен Вайншток, которого сменил Николай Токарев. При Вайнштоке она пережила строительный ренессанс. Начало ему положил обходной нефтепровод вокруг Чечни. Затем «Транснефть» проложила нефтепровод Суходольная – Родионовка в обход Украины, резко повысивший тариф по прокачке российской нефти в Новороссийск.

В конце 2002 года нефтяники стали продвигать идею нефтепровода Западная Сибирь – Мурманск мощностью 80 млн тонн в год, который облегчил бы российским компаниям выход на рынок США. «ЛУКОЙЛ», «ЮКОС», «Сургутнефтегаз», ТНК и «Сибнефть» готовы были вложить в проект до 4,5 млрд долларов. Но тогдашний премьер-министр Михаил Касьянов четко заявил, что частным трубопроводам в России не бывать[100]. И после этого «Транснефть» начала с мая 2003 года разрабатывать технико-экономическое обоснование государственного нефтепровода к Баренцеву морю с конечной точкой в Индиге (Ненецкий АО).

«Транснефть» стала мощным внешнеполитическим оружием. Например, благодаря Балтийской трубопроводной системе (БТС) Россия выстраивала отношения с государствами Балтии, зависевшими от российского транзита. Строительство БТС финансировали оригинально. Еще в 1990-х годах была введена инвестиционная составляющая в экспортном тарифе «Транснефти». Оброком обложили даже тех нефтяников, которые чисто технически не могли воспользоваться новой трубой. Собранные средства пошли на оплату первой очереди БТС. Строить начали в середине 2000 года, а уже в декабре 2001 года были пущены трубопровод Кириши – Приморск мощностью 12 млн тонн в год и терминал в Приморске. В феврале 2004 года вторая нитка БТС достигла плановой пропускной способности 30 млн тонн в год, а совокупная мощность системы – 42 млн тонн. В августе «Транснефть» объявила о выходе на 47,5 млн тонн. По перевалке российской нефти на экспорт Приморск почти догнал Новороссийск[101]. 7 апреля 2006 года на терминале БТС была торжественно открыта третья очередь системы, которая достигла мощности 65 млн тонн в год. На создание БТС ушло 6 лет и 2,5 млрд долларов[102].

Но история БТС имела политическое продолжение. В начале 2007 года Европа стала заложницей конфликта между Москвой и Минском. Когда Россия ввела экспортную пошлину на поставляемую в Белоруссию нефть, а та в ответ установила транзитную пошлину на российское сырье, перекачка по белорусскому участку нефтепровода «Дружба» в Западную Европу была ненадолго прервана. Россия впервые назвала Белоруссию ненадежным транзитером. После подписания межправительственного соглашения транзит возобновился, но конфликт полностью не был исчерпан.

Решение о строительстве БТС-2 в обход Белоруссии приняли в мае 2007 года. Мощность нефтепровода от города Унеча на границе с Белоруссией до Приморска должна составить 50 млн тонн в год[103].

Уже 28 августа 2007 года Главгосэкспертиза дала положительное заключение по проекту, но процесс затормозился из-за смены руководства «Транснефти» и изменения маршрута БТС-2. Его конечная точка по распоряжению премьер-министра Владимира Путина будет перенесена в порт Усть-Луга. Там по генеральной схеме развития порта, утвержденной правительством в начале 2008 года, группа Gunvor[104] построит экспортный терминал. БТС-2 планируется запустить в 2013 году.

Важнейшим новым проектом «Транснефти» стал трубопровод Восточная Сибирь – Тихий океан (ВСТО). Этот суперпроект «Транснефти» был утвержден в декабре 2004 года. Сначала собирались строить нефтепровод длиной 4188 км и мощностью 80 млн тонн в год на участке Тайшет – Сковородино и 50 млн тонн на участке Сковородино – Перевозная[105]. Нефть для первого этапа трубопровода должна была идти из Западной и Восточной Сибири. Но Восточная Сибирь стала полигоном для испытания «экологического оружия». Государственная экологическая экспертиза дважды отвергала проект, по которому нефтепровод проходил в 800 метрах от Байкала в зоне с сейсмичностью до 10 баллов. Митинги под лозунгом «Байкал дороже нефти» шли по стране почти ежедневно. Под требованием изменить маршрут ВСТО подписались 100 тыс. россиян[106].

Однако «Транснефть» упорно проталкивала байкальскую трассу, заверяя, что будут приняты беспрецедентные меры безопасности: стальные трубы толщиной 27 мм вместо стандартных 9 мм, технология «труба в трубе» при переходе через реки и т. п. Семен Вайншток объяснял демонстрации протеста интригами зарубежных «кукловодов», опасавшихся усиления международного влияния России, или российских структур, продвигавших свои корпоративные интересы[107]. В результате в апреле 2006 года Владимир Путин велел перенести трубопровод на 400 км к северу от Байкала: теперь он заканчивается в бухте Козьмино и проходит близ месторождений Якутии и Иркутской области. Перенос оказался однозначно выгоден «Роснефти», «Сургутнефтегазу» и ТНК-ВР.

Но у суперпроекта возникли и суперпроблемы прежде всего с ресурсной базой: было не ясно, хватит ли в Восточной Сибири доказанных запасов нефти и насколько оперативно нефтяники смогут вводить восточные месторождения в эксплуатацию[108]. Прокладка первой очереди трубопровода от Тайшета до Сковородина задержалась на год из-за экстремальных условий строительства и изменения маршрута. Срок завершения второй очереди пока не определен и зависит от темпов освоения месторождений нефтяниками. Из-за удлинения трассы затраты на первую очередь выросли с 6,6 млрд до 11 млрд долларов. Тариф на прокачку установили в 38,8 доллара – с ним трубопровод окупится только через 22–24 года[109].

«ЮКОС». В новый век компания вступила победоносно. В 2000 году вместе с «Сибнефтью» она занялась интенсификацией добычи с использованием самых современных технологий и высококвалифицированных кадров. «ЮКОС» работал на небольшом количестве высокопродуктивных скважин, то есть «снимал сливки». В результате его добыча нефти выросла почти на 82%: с 44 млн тонн в 1998 году до 80 млн тонн в 2003 году. Этот прорыв обеспечило гигантское Приобское месторождение: в 1999 году оно дало 1,5 млн тонн, а в 2003 году – уже 17 млн. Добыча в России в целом за тот же период увеличилась лишь на 38%. Резко сократились производственные издержки «ЮКОСа». К 2003 году они стали самыми низкими в отрасли – 1,5 доллара на баррель. А когда Михаил Ходорковский пришел в «ЮКОС», они составляли примерно 12 долларов на баррель[110].

«ЮКОС» сотрудничал с компанией Schlumberger, которая обеспечивала новейшей технологией его «дочки» и помогала внедрять передовые программы обучения сотрудников. Поглотив два подразделения Kvaerner Engineering and Construction в 2001 году, «ЮКОС» резко усилил свой инженерный потенциал. Для подготовки специалистов мирового класса в Томском политехническом институте был создан центр переподготовки кадров.

В 1990-х годах «ЮКОС» балансировал на грани банкротства, в 1996 году понес убыток в 477 млн долларов, в 1997 году вышел на безубыточность, в 1998 году потерял 815 млн долларов. А в новом веке добился радикального перелома в финансовом положении благодаря успехам в управлении, высоким ценам на нефть, использованию внутренних офшоров и трансфертных цен. В 1999 году компания заработала 1,1 млрд долларов прибыли, в 2000 году – 3,7 млрд, в 2001 году – 3,1 млрд, в 2002 году – 2,9 млрд долларов[111].

В новом веке «ЮКОС» начал работать над улучшением своего имиджа, став самой прозрачной компанией в отрасли. Беспрецедентное для России событие произошло в 2002 году, когда «МЕНАТЕП» раскрыл доли Михаила Ходорковского, Леонида Невзлина, Платона Лебедева, Владимира Дубова, Михаила Брудно и Василия Шахновского в капитале «ЮКОСа».

«ЮКОС» первой среди российских нефтяных компанией начала активно нанимать иностранцев. В 2003 году в ней работал десяток высших менеджеров-экспатов; на новую должность главного операционного директора пришел американец Стивен Тиди. Несколько иностранцев вошли в совет директоров.

Михаил Ходорковский превратил компанию в фаворита инвесторов. С лета 1999 года до весны 2003 года ее рыночная капитализация выросла с 320 млн до 21 млрд долларов. Мировые рейтинговые агентства присудили «ЮКОСу» наивысший долгосрочный кредитный рейтинг в России[112].

«ЮКОС» рос за счет агрессивных поглощений. Только в 2002 году он совершил 12 сделок на 1,2 млрд долларов, приобретя «Арктикгаз», «Уренгойл», «Роспан», «Томск Петролеум» и др.[113] Купив Восточную нефтяную компанию и Восточно-Сибирскую нефтегазовую компанию, а также контрольный пакет в «Саханефтегазе», «ЮКОС» стал ключевым игроком на востоке страны.

Компания быстро наращивала переработку и сбыт. К трем НПЗ в Самарской области, полученным при приватизации, докупила Ачинский и Стрежевой НПЗ Восточной нефтяной компании, а затем – Ангарскую нефтехимическую компанию. К 2003 году «ЮКОС» владел 1100 АЗС – одна из крупнейших сетей в России. Летом 2002 года «ЮКОС» получил контроль над литовским нефтеперерабатывающим комплексом Mazeikiu Nafta. Уже за 2003 год комплекс отчитался о прибыли в 72 млн долларов – и это после 10 лет убытков![114]

В 2001 году «ЮКОС» приобрел 49% акций словацкой компании Transpetrol. Ее трубопроводы облегчили транспортировку нефти в Словакию, Чехию и на юг Германии. Компания продвигала проект по модернизации и реверсу трубопровода Adria, соединявшего хорватский порт Омишаль и Венгрию[115].

«ЮКОС» стал пионером в налаживании нефтяного сотрудничества с Китаем. Еще в 1999 году он планировал построить нефтепровод Ангарск – Дацин стоимостью 2,5 млрд долларов. В ответ «Транснефть» предложила трубу Ангарск – Находка за 5,2 млрд долларов. Более короткий и дешевый вариант «ЮКОСа» привязывал бы Россию к монопольному покупателю – Китаю. Но он был бы рентабелен при загрузке трубопровода 20 млн тонн в год, а Ангарск – Находка – 50 млн тонн в год. В тот момент выбор между двумя конкурирующими маршрутами определялся политическими соображениями[116]. Весной 2003 года правительство предложило соломоново решение: строить нефтепровод Ангарск – Находка с ответвлением на Дацин. Правда, вскоре Министерство природных ресурсов забраковало оба проекта по экологическим мотивам.

«ЮКОС» рассматривал США как потенциальный рынок сбыта и планировал экспортировать туда до 35 млн тонн нефти в год. В июле 2002 года супертанкер Astro Lupus доставил в Техас первый в истории груз в 1,7 млн баррелей российской нефти[117].

Самой грандиозной инициативой «ЮКОСа» стало слияние с «Сибнефтью». В 2003 году «ЮКОС» выкупил у акционеров «Сибнефти» 20% акций за 3 млрд долларов, еще 72% плюс одна акция «Сибнефти» было обменено на 26,0% акций «ЮКОСа». Суммарная добыча обеих компаний в 2002 году составляла 103 млн тонн – четвертый в мире результат, а по запасам «ЮкосСибнефть» из мировых негосударственных компаний уступала бы только ExxonMobil. Более того, Михаил Ходорковский планировал продать от 25 до 40% акций «ЮкосСибнефти» либо Chevron, либо ExxonMobil[118].

Параллельно с укреплением производственных позиций «ЮКОС» активно развивал сферу образования: снабжал сельские библиотеки книгами и компьютерами, в апреле 2003 года начал спонсировать Российский государственный гуманитарный университет. Компания финансировала различные политические партии и общественные движения, в том числе оппозиционные («Яблоко», СПС, КПРФ). Михаил Ходорковский открыто заявлял о своих политических амбициях, говоря о желании уйти из бизнеса к 2007 году, то есть накануне новых президентских выборов[119].

Но весной 2003 года у Ходорковского начались неприятности. Совет по национальной стратегии опубликовал доклад о заговоре олигархов, где утверждалось, что Ходорковский хочет отстранить Путина от управления страной. 2 июля Генпрокуратура арестовала Платона Лебедева, совладельца «ЮКОСа», за незаконную приватизацию «МЕНАТЕПом» ОАО «Апатиты» в 1994 году. Потом пошли обыски в «ЮКОСе». 25 октября 2003 года Михаил Ходорковский был арестован в сибирском аэропорту по обвинению в мошенничестве и уклонении от уплаты налогов в особо крупных размерах. 30 мая 2005 года Мещанский суд города Москвы приговорил Михаила Ходорковского и Платона Лебедева к девяти годам в колонии общего режима; затем срок наказания был снижен до восьми лет.

А летом 2008 года Генпрокуратура предъявила Ходорковскому и Лебедеву новые обвинения – в краже и легализации акций ВНК на сумму 3,6 млрд рублей, а также в хищении всей нефти «ЮКОСа», проданной через внутренние офшоры по трансфертным ценам. В целом подсудимые, по версии прокурора, своровали 892,4 млрд рублей и отмыли 487,4 млрд рублей[120]. «Второе дело» грозит им сроком заключения более 20 лет.

«Роснефть». Переломным для нее стал 2000 год. Новому президенту Владимиру Путину была нужна мощная государственная нефтяная компания как противовес олигархам. Когда Сергея Богданчикова назначили главой «Роснефти», мало кто думал, что он удержится на посту – не политический тяжеловес, не ставленник финансовых магнатов. Богданчиков не мог примкнуть к «семейным», поскольку сменил Юрия Беспалова (человека «семьи»). Оставалось одно – сближение с «питерскими». Поначалу основной опасностью для Богданчикова было поглощение «Роснефти» олигархами. Чтобы обезопасить компанию, он обзавелся влиятельными «патронами» (сначала Евгением Примаковым, затем Владимиром Путиным) и стал возрождать «Роснефть».

Богданчиков ввел жесткий контроль дочерних компаний, направив экспорт их нефти через холдинг. В марте 2000 года правительство разрешило «Роснефти» увеличить долю в дочерних структурах до 75%, и она начала скупать их акции. Проходило это в «лучших» российских традициях. Самые ожесточенные бои велись за «Краснодарнефтегаз», который с 1997 года реально контролировал Александр Путилов. «Роснефть» даже не имела большинства в совете директоров. Акционеры блокировали все инициативы «Роснефти» по восстановлению контроля. Лишь в 2000 году холдинг смог докупить нужные акции, чтобы обеспечить большинство в совете директоров. При Путине Богданчиков получил административный ресурс, позволявший приструнить непокорную «дочку». В июле 2000 года на заседании правительства вопрос контрольного пакета в «Краснодарнефтегазе» обсуждался с участием Генпрокуратуры, МВД и ФСБ[121].

Новый конфликт с миноритариями возник, когда «Роснефть» стала покупать нефть у «Краснодарнефтегаза» по заниженным трансфертным ценам. Выручка дочерней компании упала, акционеры остались без щедрых дивидендов. Пошли иски и письма наверх, организованные Ассоциацией защиты миноритарных акционеров «Роснефти». Ассоциация была создана «Сибнефтью», которая имела виды на госкомпанию. «Роснефть» пережила нервные времена в начале 2002 года – вплоть до вооруженного захвата офиса «Краснодарнефтегаза» судебными приставами и миноритариями.

В новом веке «Роснефть» начала отвоевывать и утраченные производственные позиции. Прежде всего «Роснефть» закрепилась в Арктике. В 2001 году для освоения пяти северных месторождений, в том числе Приразломного и Штокмановского, «Роснефть» через «Пурнефтегаз» и «Газпром» через «Росшельф» создали СП «Севморнефтегаз». Благодаря «Роснефти» долго буксовавший проект по освоению Приразломного месторождения обрел второе дыхание[122].

Важной вехой в возрождении «Роснефти» оказалась покупка в 2003 году «Северной нефти», которая была основана в 1994 году и владеет 15 лицензиями в Тимано-Печоре. В 1998 году ее хозяином стал бывший заместитель министра финансов Андрей Вавилов. «Северная нефть» скандально прославилась в 2001 году, когда выиграла лицензию на месторождения «Вала Гамбурцева», обойдя «ЛУКОЙЛ» и «Сургутнефтегаз». «Северная нефть» предложила бонус в 7 млн долларов, а бонусы «грандов» составляли 100–140 млн долларов[123]. «ЛУКОЙЛ» обвинил компанию в сговоре с губернатором Ненецкого АО Владимиром Бутовым и обратился в суды с многочисленными исками. Борьбу за справедливость он прекратил лишь когда «Северную нефть» приобрела «Роснефть».

Однако, несмотря на победы на всех фронтах, «Роснефть» не сумела нарастить добычу на молодых, но сложных месторождениях «Пурнефтегаза», за который она так упорно боролась в 1990-х годах. Этот провал особенно бросался в глаза на фоне динамичного роста «ЮКОСа» и «Сибнефти».

В новом веке «Роснефть» стала настоящей национальной нефтяной компанией, которая выполняет политические и социальные поручения государства и имеет за это дополнительные льготы. В 2001 году ее снова назначили уполномоченной организацией правительства по СРП. Но здесь она потерпела сокрушительное поражение от «ЮКОСа». Путин на словах поддерживал соглашения о разделе продукции, а на деле не оказал «Роснефти» нужной помощи, и Богданчиков проиграл Ходорковскому – ярому их противнику, который доказывал, что они наносят ущерб государственному бюджету, порождают преференции для отдельных компаний и усугубляют коррупцию. Эксперты в этой связи полагают, что победа Михаила Ходорковского над СРП «перекрыла кислород» таким компаниям, как «Роснефть», которые планировали запуск крупных добычных проектов[124].

К тому же «Роснефть» поставляет нефтепродукты для государственных нужд. Тут возникают конфликты между социальными обязательствами и коммерческими интересами компании. В 2001 году «Роснефть», главный поставщик топлива на Камчатку, предупредила, что прекратит снабжение мазутом с 1 апреля из-за неплатежей «Камчатскэнерго», с которым не рассчитывались потребители. Губернатор объявил, что полуостров находится на грани энергетической катастрофы. Чтобы повлиять на должников, «Камчатскэнерго» стало отключать даже больницы и школы. В апреле в хранилищах двух ТЭЦ Петропавловска-Камчатского мазута было всего на пару дней. А тем временем танкер с 15 тыс. тонн мазута «Роснефти» стоял в порту. «Роснефть» не позволяла его разгружать, пока «Камчатскэнерго» не заплатит долги [125]. Конфликт разрешился только благодаря вмешательству вице-премьера Виктора Христенко.

«Роснефть» также участвует в нефтяных проектах с «политическим подтекстом» в ближнем и дальнем зарубежье. В Казахстане она работает на структуре Курмангазы в Каспийском море вместе с «КазМунайГаз» и на Адайском блоке вместе с китайской Sinopec. В марте 2001 года «Роснефть» пришла в Алжир, как уверяет Богданчиков, по чисто экономическим соображениям. Но именно тогда началось возрождение политического диалога между Россией и этой страной.

«Роснефть» как проводник государственной политики укрепляет связи с новыми союзниками России – Индией[126], Южной Кореей[127] и Китаем. Глобальным же «мейджорам» она отводит роль младших партнеров, к примеру, пустив ВР с 49% акций в проекты «Сахалин-4» и «Сахалин-5».

Громкий сигнал о новом статусе «Роснефти» был дан на встрече президента Путина с бизнесменами в Российском союзе промышленников и предпринимателей в феврале 2003 года. Ходорковский критиковал покупку «Роснефтью» «Северной нефти» за 600 млн долларов, что вдвое выше ее справедливой цены, и клеймил сделку как пример коррупции государственных чиновников. Путин отреагировал жестко: «Это государственная компания, которой нужно увеличить свои недостаточные запасы», тогда как у других нефтяных компаний излишки запасов, и «мы еще должны проверить», как они их получили[128].

А 27 июля 2004 года заместитель главы президентской администрации Игорь Сечин был назначен председателем совета директоров «Роснефти». С ним компания стала непобедимой.

«Роснефть» и «ЮКОС»

Продажа «Юганскнефтегаза». Осенью 2004 года «Юганскнефтегазу» выставили налоговый счет за 1999–2003 годы на 5 млрд долларов. Федеральная налоговая служба обвиняла «Юганскнефтегаз» в уклонении от уплаты налогов через подставные структуры, зарегистрированные во внутренних офшорах. Тогда же произошли два взаимосвязанных события. В сентябре 2004 года Владимир Путин одобрил предложение правительства включить «Роснефть» в структуру «Газпрома» в обмен на 10,74% его акций, которыми владели «дочки» концерна. Это позволило бы государству увеличить долю в «Газпроме» с 38,37% акций до контрольного пакета и либерализовать рынок его акций. А в ноябре советник «Газпрома» Deutsche Bank порекомендовал ему приобрести «Юганскнефтегаз», «Сургутнефтегаз» и «Сибнефть». Идея пришлась по душе менеджменту газовой монополии[129].

Но «ЮКОС» во главе со Стивеном Тиди неожиданно оказал сопротивление: он обратился в суд Хьюстона в поисках защиты в рамках закона США о банкротстве. Сначала суд наложил временное вето на аукцион по «Юганскнефтегазу» и запретил «Газпрому» и шести иностранным банкам, которые должны были его финансировать, участвовать в торгах. Банки повиновались, и «Газпром» лишился иностранных кредитов. Если бы он купил «Юганскнефтегаз», ему грозили бы экономические санкции.

Несмотря на непредвиденную задержку, аукцион все-таки состоялся. 19 декабря 2004 года «Юганскнефтегаз» приобрела за 9,35 млрд долларов неизвестная фирма «БайкалФинансГруп», накануне зарегистрированная в Твери. Владимир Путин сказал, что сделка была проведена в соответствии с рыночными принципами и российским законодательством, и добавил, что, «насколько мне известно, акционерами „БайкалФинансГруп“ являются исключительно физические лица, которые многие годы занимаются бизнесом в сфере энергетики»[130]. Через три дня «Роснефть» выкупила «БайкалФинансГруп» за 10 тыс. рублей. 30 декабря «БайкалФинансГруп» перевела в бюджет деньги за «Юганскнефтегаз».

Руководство «Роснефти» долго не сообщало, откуда взялись 9,35 млрд долларов на приобретение «Юганскнефтегаза». Только в отчете за 2005 год «Роснефть» призналась, что 6,1 млрд долларов выручено за продажу краткосрочных векселей и еще 1,8 млрд долларов получено в качестве кредита Сбербанка. Большую часть векселей – на сумму 5,3 млрд долларов – купил Внешэкономбанк на деньги Министерства финансов, предназначенные для оплаты внешнего долга России. А в начале 2005 года Внешэкономбанк привлек для «Роснефти» 6 млрд долларов от китайских банков. За это «Роснефть» обязалась поставить CNPC 48,4 млн тонн нефти до 2010 года[131].

Теперь слияние «Роснефти» и «Газпрома» стало проблематичным: с «Юганскнефтегазом» ценность «Роснефти» резко возросла. Дальше события развивались в стиле фарса. 2 марта 2005 года центральные каналы телевидения показали мирно соседствующих Сергея Богданчикова и Алексея Миллера, когда последний описывал схему присоединения «Роснефти» к «Газпрому». По словам Миллера, «Газпром» получит «Роснефть» без «Юганскнефтегаза» и у государства окажется в собственности контрольный пакет его акций, а «Юганскнефтегаз» станет самостоятельной госкомпанией, которую возглавит Богданчиков. 3 марта «Роснефть» выпустила пресс-релиз, в котором опровергла все сказанное Миллером. Затем пресс-служба «Роснефти» заявила, что пресс-релиз был «технической ошибкой»[132]. После этих скандалов «Газпром» понял, что риски, связанные с поглощением «Роснефти», неоправданно высоки.

В результате правительство изменило схему: передало 100% акций «Роснефти», оцененных в 26 млрд долларов, в новую государственную компанию «Роснефтегаз», которая должна была привлечь кредиты, чтобы приобрести у дочерних компаний «Газпрома» 10,74% акций. После этого «Роснефтегаз» должен был провести первоначальное публичное предложение акций «Роснефти», чтобы погасить кредиты.

История несостоявшегося слияния «Газпрома» и «Роснефти» выявила раскол в путинском окружении. Ведь реально это была борьба не между «Роснефтью» и «Газпромом», а между двумя кланами новой политической элиты – «силовиками», возглавляемыми Игорем Сечиным, и «гражданскими» под руководством Дмитрия Медведева.

Купив «Юганскнефтегаз», «Роснефть» превратилась из середняка с 21 млн тонн нефтедобычи во вторую по размеру российскую нефтяную компанию, добывшую 74,4 млн тонн нефти и 13,0 млрд куб. м газа в 2005 году. Но из-за этой сделки «Роснефть» понесла не только моральные, но и материальные потери. Ей пришлось продать долю в «Севморнефтегазе» за 1,7 млрд долларов «Газпрому», чтобы погасить часть кредита. Правда, под крылом «Роснефти» «Юганскнефтегазу» стал сопутствовать успех в тяжбах с налоговиками. Приобретя «Юганскнефтегаз» с грузом налоговых долгов, государственная «Роснефть» сумела уменьшить его задолженность в шесть раз: в апреле 2006 года Арбитражный суд Москвы снизил сумму фискальных претензий к «Юганску» с 4,767 млрд долларов до 760 млн, включая пени и штрафы[133].

В результате вместо «Роснефти» «Газпром» приобрел в конце сентября 2005 года 72,6% акций «Сибнефти» за 13 млрд долларов[134].

IPO «Роснефти». Первоначальное публичное размещение акций (IPO) с блеском прошло летом 2006 года. «Роснефть» продала 14,8% акций за 10,4 млрд долларов, при этом оставшись под государственным контролем. IPO оказалось самым крупным в России и пятым по размеру в мире. Свой вклад в успех внесли Роман Абрамович, Олег Дерипаска и Владимир Лисин, вложив в «Роснефть» 1 млрд долларов и сделав важные «политические инвестиции». Среди покупателей были и зарубежные компании: ВР (1 млрд долларов), малазийская Petronas (1,1 млрд долларов) и китайская CNPC (500 млн долларов)[135].

Потом акции «Роснефти» стали падать в цене. Но в сентябре 2006 года Renaissance Capital опубликовал отчет, где говорилось, что «Роснефть» приобретет все оставшиеся активы «ЮКОСа». После этого курс акций взлетел, и к ноябрю капитализация компании составила 100 млрд долларов. В октябре Владимир Путин лично поздравил руководство «Роснефти», инвестиционных банкиров – организаторов IPO и крупнейших акционеров с успехом. Такое внимание главы государства помогло компании в переговорах с иностранными банками, у которых она заняла 22 млрд долларов на покупку остатков «ЮКОСа»[136].

Банкротство «ЮКОСа». «ЮКОС» оказалось не просто уничтожить. Он уже покрыл 21,5 млрд долларов налоговых долгов и мог бы заплатить остальные благодаря высоким ценам на нефть. Напрямую банкротить компанию было нельзя, поскольку Путин публично заявил, что государство не заинтересовано в ее банкротстве. Но российскому правительству помогли западные банки. В марте 2006 года они продали «Роснефти» долги «ЮКОСа» на 455 млн долларов[137]. После этого на долю «Роснефти» и налоговых органов стало приходиться более половины задолженности «ЮКОСа». Теперь госкомпания могла приступать к его банкротству.

Борьба за остатки «ЮКОСа» была организована четко. Государственные компании получили все что хотели («Роснефть» – нефтяные активы, «Газпром» – газовые), иногда сознательно уступая сопернику. Так, 4 апреля 2007 года 20% акций «Газпромнефти», 100% акций «Арктикгаза», 100% акций «Уренгойла» и еще 19 мелких активов ушли за пять минут. Победило СП «Энинефтегаз», созданное итальянскими ENI (60% акций) и Enel (40%). У «Газпрома» был опцион на выкуп у них нужного ему пакета. В аукционе также участвовали «Роснефть» и «Новатэк». Аналитики полагали, что «Роснефти» посоветовали уступить газовый лот «Газпрому» после разговора Владимира Путина с итальянским премьер-министром Романо Проди[138].

Но и в отлаженном процессе возникали сбои. Таинственная компания «Прана» победила «Роснефть» в трехчасовой битве за торговый дом и штаб-квартиру «ЮКОСа» в Москве. Потом «Роснефть» заявила, что выкупит у «Праны» некоторые активы и, чтобы заплатить, готова продать Внешэкономбанку половину акций своей новой дочерней структуры – компании «Томскнефть». Банк собирался приобрести эту долю для «Газпромнефти». «Роснефть» объявила, что летом 2007 года сделка состоялась. Но тут разразился скандал: члены наблюдательного совета банка заявили, что сделку не рассматривали[139]. Скандал замяли, и «Газпромнефть» купила половину «Томскнефти» за 3,6 млрд долларов в декабре 2007 года[140].

Из-за покупки «ЮКОСа» долг «Роснефти» достиг 36 млрд долларов, и правительство в 2007 году внесло ее в список стратегических предприятий, которые можно обанкротить только по специальной процедуре[141]. При этом компания стала безусловным лидером российской нефтяной отрасли и обещала догнать ExxonMobil и BP к 2010 году.

«Роснефть», наследница по прямой основных активов «ЮКОСа», переняла и его стратегическое видение, в том числе в плане отношений с Китаем. После аукциона по «Юганскнефтегазу» китайские компании с ее помощью проникли в российскую нефтяную промышленность. В 2005 году «Роснефть» пригласила китайскую Sinopec с 25,1% акций на Венинский блок «Сахалина-3», а в 2006 году через нее приобрела у ТНК-ВР «Удмуртнефть», в которой была заинтересована «Газпромнефть». «Газпрому» оставалось только жаловаться на это «политическое решение»[142]. В ходе официального визита Путина в Пекин в 2006 году «Роснефть» и CNPC подписали соглашение о сотрудничестве. И уже в середине 2006 года они создали СП «Восток энерджи» для геологоразведки и добычи в России. Еще одно российско-китайское СП займется нефтепереработкой и сбытом в Китае.

А в феврале 2009 года после долгих переговоров с китайцами, которые вел новый вице-премьер Игорь Сечин, курирующий энергетику, «Роснефть» получила от Китая кредит на 15 млрд долларов. В счет его погашения она будет поставлять CNPC в течение 20 лет по 15 млн тонн нефти в год. Одновременно 10 млрд долларов было выделено «Транснефти» в основном на строительство ВСТО, в том числе ответвления на Китай (Сковородино – Мохэ). В результате «Роснефть» получила монопольное право качать свою нефть в Китай по будущему трубопроводу. Это сразу дало государственной компании неоспоримые конкурентные преимущества над ее частными соперниками, работающими на востоке страны. Тем придется пользоваться более протяженным маршрутом до Находки, соответственно их затраты будут намного выше.

Кризис 2008–2009 годов

Весной 2008 года президентом России был избран Дмитрий Медведев. На первый взгляд ему повезло больше, чем предшественнику. Цены на нефть стремились ввысь. Деньги текли рекой. Российские частные и иностранные нефтяные компании были «поставлены на место». Укрепились международные позиции России, завоевывавшей статус мировой энергетической державы. Наступила политическая стабильность в стране, ВВП рос впечатляющими темпами. Глобальный кризис, казалось, обошел Россию стороной. Летом, когда цены взлетели до 147 долларов за баррель, будущее виделось исключительно в розовых тонах.

Правда, при этом настойчиво звучали тревожные сигналы: в секторе, где в последние годы увеличивается доля государства и ограничивается роль иностранных инвесторов, несмотря на благоприятную ценовую конъюнктуру и экономический рост в стране, геологоразведка стагнирует, ресурсная база ухудшается, нефтепереработка модернизируется крайне медленно, нефтехимия по-прежнему в упадке, эффективность не повышается. На инновационный путь развития никак не удается перейти, и все отчетливее проявляются симптомы «ресурсного проклятия». Передел активов в пользу новой элиты усиливает неопределенность и ухудшает инвестиционный климат, постоянно усиливается давление чиновников на частные компании. Высокие цены на нефть создают иллюзию, будто можно обойтись без радикальных реформ, о необходимости которых давно говорят эксперты. Самое главное – взрывной рост нефтедобычи, наблюдавшийся в начале десятилетия, лидерами которого были «ЮКОС» и «Сибнефть», начал затухать, невзирая на неуклонно ползущие вверх мировые цены на нефть. А в 2008 году, в разгар «ценового бума», добыча впервые за почти десятилетие снизилась по сравнению с 2007 годом.

И тут, выйдя на пик, цены на нефть рухнули. Доходы нефтяных компаний начали падать, их рыночная капитализация обвалилась, экспорт снижался и становился убыточным. Стабилизационный фонд таял. Нефтяники бросились урезать инвестиционные программы.

Кризис стал суровым испытанием на прочность российской нефтяной промышленности. Но она его выдержала достойно. Самым провальным для нефтяников был IV квартал 2008 года, но к середине 2009 года почти все восстановили прошлогоднюю рентабельность. В 2009 году добыча нефти выросла на 1,5% по сравнению с 2008 годом – до 494,2 млн тонн[143]. Похоже, что суровые внешние условия заставили нефтяников мобилизовать силы и ресурсы. Компании, запустившие новые добычные проекты, несмотря на кризис, наращивали добычу. Примерно половину прироста обеспечило Ванкорское месторождение «Роснефти», заработавшее летом 2009 года. Отрасль, закалившаяся в жарких боях последних двух десятилетий, на деле доказала свою жизнеспособность.

---

[1] ВР Statistical Review of World Energy. June 2009. P. 6, 8.

[2] Подробнее см.: Gustafson Thane. Crisis Amid Plenty. The Politics of Soviet Energy under Brezhnev and Gorbachev. Princeton University Press, 1989.

[3] Подробнее см.: Tchurilov L., Gorst I., Poussenkova N. Lifeblood of the Empire: The Personal History of the Rise and Decline of the Soviet Oil Industry. PIW Publications, 1996.

[4] Алекперов В. Ю. Вертикально-интегрированные нефтяные компании России. Москва, 1996. С. 13.

[5] Hudson J., Poussenkova N. Russian Oil: Industry Background and Status. London: Salomon Brothers publications, 1996. P. 16.

[6] Нефтепереработка в России: состояние и перспективы развития // БДО Юникон. Июнь 2007. С. 3.

[7] Власть. 12 августа 1991 года. № 32.

[8] Архив Росэнерго. Оп. 1. Д. 5. 30 июля 1991 года. Л. 110–112.

[9] Архив Росэнерго. Оп. 1. Д. 302. 10 декабря 1992 года. Л. 15–16.

[10] Подробнее см.: Энергетическая политика России. Обзор 2002 года. Париж: Международное энергетическое агентство, 2002. С. 93.

[11] http://www.sakhalinenergy.com

[12] http://www.rosneft.ru/Upstream/ProductionAndDevelopment/russia_far_east/sakhalin-1/

[13] Нефть и капитал. 1995. № 12. С. 10.

[14] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 37.

[15] Коммерсант. 24 декабря 1996 года. № 221.

[16] Алекперов В. Ю. Указ. соч. С. 39.

[17] Hudson J., Poussenkova N. Op. cit. P. 75.

[18] Новая газета. 18 июня 2001 года.

[19] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 32.

[20] Коммерсант. 25 ноября 1993 года. № 227.

[21] Коммерсант. 25 октября 1996 года. № 182.

[22] Архив Росэнерго. Оп. 1. Д. 510. 3 декабря 1993 года. Л. 195.

[23] Коммерсант. 26 октября 1995 года. № 199.

[24] www.newsru.com/background/17mar2005/chubais.html

[25] Коммерсант-Daily (Москва). 5 октября 1996 года. № 168.

[26] Коммерсант. 18 апреля 1996 года. № 66.

[27] Нефть и капитал. 1997. № 9. С. 37.

[28] http://www.nefte.ru/crime/krim15.htm

[29] Подробнее см.: Власть. 1 августа 1995 года. № 28 (139).

[30] После 2005 года Генпрокуратура предъявила обвинение в организации убийства мэра Нефтеюганска и его охранника бывшему сотруднику службы безопасности «ЮКОСа» Алексею Пичугину, уже приговоренному в марте того же года к 20 годам лишения свободы за другие преступления, якобы совершенные в интересах компании. В августе 2006 года Пичугин был признан виновным по всем пунктам обвинения и осужден на 24 года лишения свободы. – http://www.lenta.ru/lib/14161673

[31] http://www.inosmi.ru/text/stories/01/05/30/2998/140253.htm

[32] Нефть и капитал. 1995. № 5. С. 17.

[33] Нефть и капитал. 2000. № 4. С. 4–7.

[34] Нефть и капитал. 1999. № 2. С. 30.

[35] Эксперт. 9 июня 1997 года. С. 32.

[36] Нефть и капитал. 2000. № 3. С. 4.

[37] Подробнее.: Landes A. YUKOS: Enjoying Growth. Renaissance Capital. March 2003.

[38] Коммерсант. 28 мая 1996 года.

[39] Коммерсант. 25 марта 1995 года.

[40] 24 мая 2002 года прошел аукцион по продаже 36,8% акций Восточной нефтяной компании. Победителем аукциона был признан «ЮКОС», предложивший 225,4 млн долларов при стартовой цене 225 млн. С учетом ранее приобретенных бумаг «ЮКОС» консолидировал около 90% акций ВНК. (См.: Ведомости. 27 мая 2002 года).

[41] Коммерсант. 5 декабря 1998 года.

[42] Нефть и капитал. 1999. № 4. С. 21–23.

[43] Ситуация, когда пакет акции компании покупает враждебное юридическое лицо и заставляет ее выкупить у него свои акции по завышенной цене, чтобы избежать поглощения захватчиком.

[44] Ведомости. 21 декабря 1999 года.

[45] Зия Бажаев создал трейдерскую компанию «Лиа Ойл» в Женеве, а, вернувшись на родину, начал налаживать работу разгромленной чеченской войной «ЮНКО».

[46] Нефть и капитал. 1998. № 4. С. 9–10.

[47] Подробнее см.: Нефть и капитал. 1998. № 6–7. С. 11–14.

[48] Нефть и капитал. 1998. № 9. С. 16.

[49] Зия Бажаев погиб 9 марта 2000 года в авиакатастрофе вместе с известным журналистом Артемом Боровиком. Дело Зии продолжил его брат Муса Бажаев, возглавивший «Группу Альянс».

[50] Нефть и капитал. 1998. № 10. С. 48–49.

[51] Коммерсант. 27 апреля 1995 года. № 77.

[52] Нефть и капитал. 1998. № 1. С. 14–16.

[53] Коммерсант. 24 июня 1997 года. № 95.

[54] Нефть и капитал. 1997. № 7–8. С. 23.

[55] В 2007 году Палий получил семилетний срок за легализацию 40 млн долларов, якобы похищенных в 1993–1995 годах у «Нижневартовскнефтегаза» при строительстве дома отдыха.

[56] Джоббер – независимый владелец автозаправочной станции, который по договору коммерческой субконцессии продает нефтепродукты под торговой маркой компании-производителя.

[57] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 81.

[58] В марте 1998 года Бажаев покинул «СИДАНКО» и образовал «Группу Альянс».

[59] Нефтегазовая вертикаль. 2001. № 14. С. 47.

[60] Нефть России. Август 2001 года. № 8.

[61] Промышленные ведомости. 2002. № 13 (сентябрь).

[62] Энергетическая политика России. С. 106–107.

[63] Hudson J., Poussenkova N. Op. cit. P. 104.

[64] Нефть и капитал. 1999. № 10. С. 4.

[65] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 71.

[66] Если в 1986–1990 годах по Западной Сибири прирост запасов составлял 4,9 млрд тонн, то в 1991–1995 годах из-за снижения разведочного бурения – 2,8 млрд тонн. (См.: Алекперов В. Ю. Указ. соч. С. 13).

[67] Подробнее см.: Милов В., Селивахин И. Проблемы энергетической политики. Рабочие материалы Московского центра Карнеги. Вып. 4. 2005.

[68] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 124.

[69] Ведомости. 21 сентября 2005 года.

[70] Нефтегазовая вертикаль. 2004. № 15. С. 4.

[71] Ведомости. 11 июля 2005 года.

[72] Ведомости. 5 апреля 2006 года.

[73] Нефтегазовая вертикаль. 2009. № 17. С. 13–14.

[74] В конце 1990-х годов слились компании Exxon и Mobil, образовав ExxonMobil, а также компании Chevron и Texaco, образовав Chevron.

[75] Нефтегазовая вертикаль. 2004. № 2. С. 5.

[76] Эксперт Online. 31 января 2007 года.

[77] Ведомости. 21 февраля 2008 года.

[78] По оценкам, в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке находится 13% запасов российской нефти и 19% газа. (См.: Нефтегазовая вертикаль. 2005. № 17. С. 35).

[79] Нефтяное хозяйство. 1974. № 3. С. 4.

[80] http://www.gks.ru.

[81] http://www.newsru.com/russia/20dec2006/sovbez.html

[82] Ведомости. 4 июля 2008 года.

[83] Ведомости. 18 сентября 2008 года.

[84] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 168.

[85] Нефть и капитал. 2000. № 9. С. 8–10.

[86] ИНТЕРФАКС. 24 мая 2002 года.

[87] Подробнее см.: Ведомости. 28 июня 2002 года.

[88] Ведомости. 12 мая 2009 года.

[89] Ведомости. 20 февраля 2006 года.

[90] Ведомости. 21 августа 2007 года.

[91] Ведомости. 28 декабря 2009 года.

[92] Нефтегазовая вертикаль. 2002. № 18. С. 74.

[93] Ведомости. 17 октября 2005 года.

[94] Финансовые Известия. 18 августа 2004 года.

[95] Нефтегазовая вертикаль. 2003. № 3. С. 68–69.

[96] Ведомости. 27 октября 2006 года.

[97] Ведомости. 11 июня 2008 года.

[98] Время новостей. 27 августа 2004 года.

[99] http://www.lenta.ru/news/2010/03/29/reasons/

[100] Нефтегазовая вертикаль. 2003. № 2. С. 16.

[101] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 50.

[102] http://www.bellona.ru/articles_ru/articles_2006/baltiyskaya

[103] http://www.stroytransgaz.ru/projects/russia/bts_2.

[104] Эта группа, вывозя нефть в основном «Роснефти» и «Сургутнефтегаза», вышла на третье место среди мировых нефтетрейдеров.

[105] http://www.kommersant.ru/doc.aspx? DocsID=657811

[106] http://www.regnum.ru/news/612511.html

[107] Нефть и капитал. 2006. № 5. С. 39.

[108] Энергетический вектор восточной геополитики России. М.: Экономика, 2006. С. 129.

[109] Ведомости. 4 марта 2008 года.

[110] Нефть и капитал. 2004. № 10. С. 153.

[111] Landes A. Op. сit. P. 43.

[112] Нефтегазовая вертикаль. 2003. № 4. С. 17.

[113] Нефтегазовая вертикаль. 2003. № 4. С. 23.

[114] http://www.kommersant.ru/doc.aspx? DocsID=584066; Время новостей. 1 июня 2004 года.

[115] Нефтегазовая вертикаль. 2002. № 17. С. 42–43.

[116] Нефтегазовая вертикаль. 2002. № 12. С. 40–42.

[107] http://www.finam.ru/analysis/newsitem082E1/default.asp

[118] Нефтегазовая вертикаль. 2003. № 7. С. 13–19.

[119] Симонов К. Русская нефть: последний передел. М.: Эксмо, 2005. С. 55.

[120] Ведомости. 25 февраля 2009 года.

[121] Нефть и капитал. 2000. № 7–8. С. 48–49.

[122] Нефть и капитал. 2001. № 12. С. 36–40.

[123] Нефтегазовая вертикаль. 2001. № 15. С. 31.

[124] Михайлов А., Субботин М. Яблоко и СРП. М., 2004. С. 37.

[125] Нефть и капитал. 2001. № 7–8. С. 51.

[126] В 2001 году «Роснефть» продала индийской ONGC половину своей доли в «Сахалине-1».

[127] «Роснефть» конкурировала с «ЮКОСом» за 5-летнюю лицензию на геологическое изучение Западно-Камчатского шельфа. В августе 2003 года государственная компания ее получила, а в сентябре 2004 года пригласила в проект южнокорейскую нефтяную компанию KNOC. Но летом 2008 года Роснедра не продлили «Камчатнефтегазу» (СП «Роснефти» и KNOC) лицензию на участок Западно-Камчатского шельфа, которую потом получил «Газпром».

[128] Ведомости. 20 февраля 2003 года.

[129] Подробно см.: Симонов К. Указ. соч. С. 117.

[130] Moscow Times. 22 декабря 2004 года.

[131] Ведомости. 17 мая 2006 года.

[132] Нефтегазовая вертикаль. 2005. № 6. С. 30.

[133] Ведомости. 24 мая 2006 года.

[134] 20% акций «Сибнефти» оставались у «ЮКОСа».

[135] Ведомости. 17 июля 2006 года.

[136] Ведомости. 21 марта 2007 года.

[137] Ведомости. 16 марта 2006 года.

[138] http://www.vremya.ru/2007/59/8/175559.html

[139] Ведомости. 13 июля 2007 года.

[140] Ведомости. 28 декабря 2007 года.

[141] Ведомости. 18 мая 2007 года.

[142] Ведомости. 21 июня 2006 года.

[143] BP Statistical Review of World Energy, June 2010. P. 8.