3.3 Кризис власти и его разрешение
Политическая борьба между президентом и большинством депутатов обострялась. В декабре 1992 года на VII Съезде народных депутатов парламентарии возложили на президента вину за спад производства и обнищание народа. Были приняты новые поправки к Конституции, согласно которым правительство должно было подчиняться прежде всего парламенту, а затем президенту.
Конфликт еще более обострился, когда VII Съезд не утвердил на пост председателя правительства
Но в марте 1993 года на VIII Съезде народных депутатов председатель Верховного Совета
20 марта 1993 года в телевизионном обращении к гражданам России
В ответ на это 26 марта собрался IX (внеочередной) Съезд народных депутатов, на котором была предпринята попытка отрешить Ельцина от власти. По итогам голосования это не удалось. Съезд принял решение о проведении всенародного референдума 25 апреля 1993 года.
Результат референдума оказался неожиданным для всех, антиреформаторские силы потерпели поражение. Большинство участвовавшего в голосовании населения высказало доверие президенту (58,7%), одобрило
Сразу после оглашения результатов референдума председатель Верховного Совета
Перед президентом стоял принципиальный выбор:
Как поступили бы Вы? |
Людям, близко не знавшим
И летом 1993 года вместо того чтобы распустить Съезд, как дезавуировавший результаты референдума и идущий против воли народа, президент не отказался от поиска компромисса в конституционном процессе. 20 мая было созвано Конституционное совещание для выработки окончательного варианта Конституции. Но оппозиция отказывалась признать его легитимность, считая его деятельность пропрезидентской. Конституционная комиссия Верховного Совета разработала свой проект Конституции. Были и другие проекты.
Президент отказался распускать Съезд народных депутатов и Верховный Совет, потому что опасался гражданской войны (хотя проект указа о их роспуске он носил с собой во внутреннем кармане пиджака с мая). Экономическая ситуация в стране была сложная. В последнюю декаду декабря 1992 года цены выросли более чем на 10% – это почти соответствовало тому уровню, за которым начинается разрушительная гиперинфляция. В конце января 1993 года резко упал обменный курс рубля.
Кроме всего прочего, инфляцию подстегивала сохранявшаяся после распада СССР единая валюта (советский рубль) в бывших союзных республиках. Их центральные банки выпускали в обращение безналичные рубли, в огромных количествах перетекавшие в Россию. За эти «нарисованные» деньги в России покупалась нефть, лес и прочие товары. Такая эмиссия денег приносила республикам очевидную выгоду, а Россия импортировала инфляцию. Раздел рублевой зоны произошел лишь к осени 1993 года.
Несмотря на конфронтацию между правительством и парламентом, которому был подчинен Центральный банк, в марте 1993 года удалось принять совместное заявление Центрального банка и правительства о согласованной деятельности в сфере денежной политики. В нем были предусмотрены стабилизационные меры, ограничившие размер бюджетного дефицита, темпы роста денежной массы, объемы кредитования банком народного хозяйства и расходов правительства. Но цены продолжали неумолимо расти (на 840% за 1993 год). Получая зарплату, граждане стремились как можно скорее избавиться от рублей, пока они еще не обесценились, меняли их на доллары.
В правительстве
Главные расхождения между позициями Верховного Совета и правительства, а также между консервативным и реформаторским крылом правительства касались соотношения приоритетов финансовой стабилизации и необходимости поддержки отечественной промышленности, сельского хозяйства и других секторов экономики за счет эмиссионного финансирования. Верховный Совет отклонил предложения правительства о введении новых налоговых платежей, в результате доходы бюджета сократились. Но план по расходам депутаты увеличили еще на 5% ВВП.
В конфликте между законодательной и исполнительной властью столкнулись люди, ставившие перед собой противоположные цели. Политики, отстаивавшие интересы номенклатуры, стремились любой ценой сохранить государственные дотации предприятиям, преференции и прочие льготы «влиятельным директорам». Реформаторы пытались заставить предприятия жить по средствам, рационализировать производство, менять ассортимент продукции в соответствии с запросами потребителей. Они стремились закрыть «бюджетные кормушки» для тех, кто не хотел приспосабливаться к требованиям рынка, понимая, что только снижение инфляции может облегчить положение малообеспеченных слоев населения, способствовать возобновлению экономического роста.
24 июля 1993 года Центральный банк неожиданно объявил, что все советские и российские банкноты образца 1961–1992 годов с 26 июля (с понедельника) изымаются из обращения, до 27 июля их можно обменять на новые образца 1993 года. Лимит обмена был установлен в 35 тыс. неденоминированных рублей (в то время примерно 35 долларов) на человека.
Официально это делалось для того, чтобы избавить российский денежный рынок от наличности, в избытке и неконтролируемо поступавшей из бывших союзных республик. Но то, как это было обставлено, говорило о том, что Верховный Совет, который формально не участвовал в этой акции, хотел подорвать политические позиции президента и правительства. Сообщение было сделано в субботу (в воскресенье все банки закрыты), и обменять разрешалось лишь ограниченную
Естественно, в стране немедленно началась паника. Люди прекрасно помнили денежную реформу, проведенную тем же
Что в такой чреватой серьезными последствиями ситуации было делать президенту:
Что предприняли бы Вы? |
6 августа 1993 года
Многие наивно ожидали, что по поводу «своеволия» Центрального банка, подотчетного Верховному Совету, а не правительству, гневно выступит президент. Но
Меньше чем через неделю, так никого и не сняв с должности,
Так что, мягко говоря, выступая по телевидению, спикер «играл» на публику. Всё он прекрасно знал, но, увидев (скорее узнав, потому что с народом он вряд ли общался в субботу и воскресенье) резко негативную реакцию населения на денежную реформу, попытался отмежеваться от непопулярной акции, с наигранным пафосом обличая всех и тем самым отводя подозрения от Президиума Верховного Совета. А когда возможная гроза миновала, спикер подтвердил свою лояльность руководству ЦБ: в упомянутое постановление был вписан скромненький, но очень важный пункт: «Считать нецелесообразным включение Председателя Банка России в состав Совета Министров – Правительство РФ».
Вот только о главном никто не обмолвился. А суть состояла в том, что эта плохо подготовленная, недостаточно просчитанная и не слишком своевременная денежная реформа практически не решила ни одной из задач по стабилизации
Противостояние дошло до логического конца в августе 1993 года, когда председатель Верховного Совета
Конституционный компромисс провалился. Президент окончательно убедился в невозможности сотрудничать с Верховным Советом. Получив информацию о том, что оппозиция собирает оружие, Ельцин перешел в контрнаступление. Позже он писал: «Мне всегда было важно только одно: политическая стабильность, ясность, определенность. Хватит уловок с законами. Закон должен быть один для всех. И одно на всех правительство. Не выдержит Россия больше наших драк на съезде, и придет российский новый Сталин, который захочет всю эту интеллигентскую возню с демократией – к ногтю. Я выбрал свой вариант стабилизации».
21 сентября он подписал Указ Президента РФ «О поэтапной конституционной реформе в РФ» № 1400, которым распустил Съезд народных депутатов и Верховный Совет. Указ предписывал завершить работу над проектом новой Конституции, провести выборы в Государственную Думу
В своем телевизионном обращении к народу президент сказал: «До сих пор не отменены решения Верховного Совета и съезда, которые противоречат результатам апрельского референдума. И сегодня можно уверенно сказать, – не будут отменены. Наоборот, за последние месяцы подготовлены и приняты десятки новых антинародных решений. Многие из них целенаправленно спланированы на ухудшение ситуации в России. Наиболее вопиющей является так называемая экономическая политика Верховного Совета по бюджету, приватизации, многие другие усугубляют кризис, наносят огромный вред стране. Все усилия правительства хоть
Два десятилетия не стихают споры о законности Указа Президента РФ № 1400. Формально решения президента, как и решения Верховного Совета выходили за рамки противоречивой Конституции 1978 года. Но необходимо учитывать, что в условиях двоевластия никакие законы уже не соблюдались. Однако действия президента были легитимными, так как опирались на ясно выраженную на апрельском референдуме волю народа.
Бурбулис Г.Э., секретарь Государственного совета при президенте в 1991–1992 годах:
«Мы знали, что Ельцин готовит некий чрезвычайный документ (Указ № 1400. – ред.) Удержать его от такого шага пытались Виктор Черномырдин, Сергей Филатов, Егор Гайдар. И я добивался личной встречи, надеясь, что смогу убедить его продолжить поиск компромисса. Но после выхода этого Указа я понял, что любая неопределенность грозит стране непоправимой катастрофой.
Была ли тогда возможность мирно решить конфликта путем переговоров? Ключевой в этой ситуации стала позиция Конституционного суда. Поскольку в Указе № 1400 оказался пункт о том, что полномочия Конституционного суда временно прекращаются, он в тот же день принял решение об отрешении президента от власти. Это был мощный сигнал для той группы депутатов Верховного Совета, которая назначила Александра Руцкого президентом. Поэтому переговоры со стороны Верховного Совета имели под собой определенное политическое лукавство: можно поговорить недели
Эта часть Верховного Совета и тот же Руцкой с вожделением наблюдали за ошибками и слабостями Ельцина, получали политическое удовлетворение от его трудностей. За то, что произошла эта кровавая трагедия, отвечают и те, и другие. Но вины больше на тех, кто, считая Ельцина ослабленным, старался воплотить все это в решительную акцию.
Не оправдывая появление Указа № 1400, надо признать, что могло произойти худшее, если бы Руцкой и Хасбулатов возглавили страну. Это тот случай, когда Ельцин оказался исторически более прав, чем все остальные».
Источник: Переломный момент истории. Интервью с
«Конечно, если мы будем оценивать Указ Президента РФ № 1400 с чисто юридической точки зрения, то, безусловно, найдем массу оснований для того, чтобы можно было признать его тотально неконституционным. (…) Настаивать сейчас на конституционных шагах, чьих, простите – президента, Верховного Совета, когда
Верховный Совет расценил действия
В ответ на это в ночь на 22 сентября в здании Белого дома была прервана правительственная связь, заблокирован транспорт, отключено электричество. Исполнительная власть пыталась не применять силу, не втягивать в конфликт регионы страны, старалась «не замечать Верховный Совет» и демонстрировала свою уверенность в правоте действий, ссылаясь на результаты референдума.
23 сентября 1993 года состоялся последний Съезд народных депутатов. Он объявил о незаконности «режима Ельцина», поручил исполнять обязанности президента
Верховный Совет, распущенный Борисом Ельциным, продолжал вчера (23 сентября 1993 года. – ред.) сопротивляться президентскому правлению. Делал он это способом, единственно доступным парламенту, – обсуждая создавшуюся ситуацию и изыскивая способы добиться поддержки населения и армии. Никаких заметных результатов по сравнению со средой депутаты при этом не достигли. В 22.00 набрался кворум, и в Белом доме открылся внеочередной съезд, который, очевидно, продолжит обсуждение ситуации. Между тем Кремль, не теряя времени, активно действовал по всем направлениям. Еще утром был обнародован указ Ельцина, назначающий президентские выборы на 12 июня 1994 года. Это, очевидно, должно успокоить тех, кто опасался перерастания президентского правления в диктатуру, и привлечь на сторону Ельцина колеблющихся. (…)
Президентской команде до вчерашнего вечера не было нужды прибегать к
Одновременно с этими шагами президентская сторона предприняла и более серьезные действия, призванные дезорганизовать депутатские ряды.
Тем временем депутатский корпус понес заметные потери. Подал в отставку с поста зампреда ВС Николай Рябов. Парламентарии единодушно ее утвердили. На его место пока никто не назначен, но сам Рябов президентским указом уже назначен председателем Центризбиркома (…) Объявил себя «бывшим депутатом» и покинул бюджетный комитет Александр Починок, сложил полномочия руководителя Комитета по обороне и безопасности Сергей Степашин. (…) Неожиданный удар нанес депутатам Валентин Степанков, которого многие парламентарии считали своим человеком. Генпрокурор, оставленный на этом посту президентом, сообщил депутатам, что действия парламента по отрешению от должности Бориса Ельцина и назначению Александра Руцкого и.о. президента незаконны. По мнению Степанкова, такие шаги может предпринять только съезд.
Впрочем, съезд при кворуме в 638 депутатов вчера вечером начал работу и, вероятно, не задержится с утверждением перемен в Кремле. Он начался под шум автономной электростанции, обслуживающей Белый дом, но свет подавался не во все помещения, так как не известно, на сколько времени хватит топлива для движка станции. Однако электроэнергии не жалеют для пишущих машинок: они стрекочут на всех этажах, выдавая указания, обращения, решения и постановления, довести которые до сведения избирателей у ВС практически нет возможностей – ведь решением правительства приостановлено издание «Российской газеты».
У депутатов, которые в перерывах между разработкой мер противодействия президенту и тревожным сном на стульях и раскладушках, настроение скорее оптимистическое. Некоторое раздражение у них вызывает то, что президент покусился на имущество ВС. Они также побаиваются, что такая же участь ожидает и депутатские квартиры.
Политическая ситуация в стране
Несмотря на то что
Защитники парламента организованы по принципу «резервистов». Непосредственно на площади находится несколько сотен человек, несущих «караульную службу». В случае обострения ситуации они по известным телефонам должны в течение нескольких минут объявить сбор основных сил. Разработан четкий план занятия заранее подготовленных позиций прибывшими
На разрешение кризиса повлияли позиция российских регионов и силовых ведомств (армии, МВД). На региональном уровне большинство глав администраций поддерживали Ельцина, но значительная часть представительных органов областей и автономий была на стороне Верховного Совета. 25 сентября в Петербурге начало работу совещание глав субъектов Федерации. Парадокс состоял в том, что, выступив против
В Москву из соседних областей шли колонны автобусов со сторонниками Верховного Совета, вокруг Белого дома собрались толпы его защитников. Многие из них были вооружены. Газеты и телевидение рассказывали о том, что среди них были русские фашисты, бойцы рижского ОМОНа. В одном строю среди мятежников были коммунисты Зюганова, наемники из Приднестровья и нацисты Баркашова. На весь мир с экранов телевизоров звучала матерщина
Если в минувший
По данным МВД России, в течение минувших суток у Белого дома находилось около 500 защитников парламента. На площади Свободной России перманентно проходил митинг, на котором периодически выступали бывшие депутаты СССР: Сажи Умалатова и Виктор Алкснис, священник отец Арсений, а также представители Урала и Сибири. Так как российских журналистов на территорию, прилегающую к зданию ВС,
До этого события развивались следующим образом. К вечеру 28 сентября ситуация в центре города резко обострилась. Как и предполагал «Ъ», блокада Белого дома не принесла москвичам обещанной безопасности, а лишь расширила границы конфликта, дезорганизовала жизнь в центре города и привела к периодически возникавшим столкновениям между довольно большими группами граждан, пытавшихся прорваться на площадь Свободной России, и силами МВД. В 18.45 в районе Конюшковского переулка группа до 1 тыс. человек пыталась прорвать оцепление, но была рассеяна сотрудниками милиции. Наиболее серьезную атаку на оцепление примерно 3 тыс. защитников ВС предприняли в 19.00 у метро «Баррикадная». Вооруженные кольями, дубинами и заточками, они напали на милиционеров. Жертв, по данным ГУВД Москвы, на тот момент еще не было. В полночь милиционерам удалось загнать демонстрантов с площади Восстания на станцию метро «Баррикадная», и там, на эскалаторе, столкновение переросло в настоящую драку, в результате которой наверняка пострадали абсолютно непричастные к событиям у Белого дома люди…
Днем 29 сентября ситуация в Москве оставалась
К вечеру 29 сентября сторонники парламента начали возводить баррикады практически во всем центре Москвы. По некоторым данным, в ход пошли даже перевернутые троллейбусы. Похоже, ситуация в Москве может выйти
Вдруг
30 сентября состоялись переговоры между представителями президента и Съезда народных депутатов. В результате был подписан Протокол № 1. В соответствии с ним нужно было взять под контроль оружие в Белом доме, ликвидировать блокаду и силовое противостояние. Однако Военный совет обороны Белого дома, созданный накануне, отверг соглашения по Протоколу № 1. Новые переговоры не привели к позитивным результатам, Верховный Совет требовал вернуться к политической ситуации, существовавшей накануне начала блокады Белого дома, что означало отказ от признания правомочности президента Ельцина и правительства.
2 октября экстремистски настроенные сторонники Верховного Совета перешли к активным боевым действиям. Блокада Белого дома была прорвана. Начались беспорядки на Смоленской площади, сторонники парламента захватили здание мэрии на Новом Арбате, гостиницу «Мир», здание
По призыву
Вне конституционного поля. Это была третья попытка Ельцина – посредством прямого обращения к народу найти выход из затянувшегося кризиса. На явное нарушение Конституции противники президента ответили созывом Верховного Совета, а затем и самого съезда, смещением Ельцина и утверждением Руцкого исполняющим обязанности президента, лишением депутатских мандатов около ста сторонников президента и назначением связанного с ГКЧП Ачалова, обиженных Ельциным Баранникова и Дунаева главами силовых министерств. Действия депутатского собрания, назвавшего себя Х съездом, были также противоправны. Не говоря уж о многочисленных нарушениях процедуры, на этом собрании никогда не было необходимого кворума – даже в момент открытия до него не хватало более полусотни человек.
За конституционные рамки вышли обе стороны конфликта. Новую фазу противостояния, своего рода игры без правил, открыл президент. Он же, однако, предложил выход в новое правовое пространство – выборы. Их результат вовсе не был предопределен. Свои возможности в этом плане Ельцин, вероятно, переоценивал. Но еще более переоценили свои силы его противники, возомнившие, что их решительная победа достижима до всяких выборов и вместо них. Отвечая на
Последнее слово в споре не было сказано до 1 октября. Накануне ночью представители сторон: президента – Филатов, Лужков и Сосковец и парламента – председатели палат ВС Абдулатипов и Соколов подписали Протокол № 1, предусматривавший сбор и передачу под охрану совместных контрольных групп оружия, скопившегося в Белом доме, и взамен – частичное деблокирование здания (к чему 1 октября и приступила президентская сторона). Это, конечно, не было решением конфликта, но обозначило небольшой шажок от пропасти. При наличии доброй воли можно было бы, во всяком случае, попытаться остановить эскалацию кризиса. Но как раз доброй воли и не было. Как только посланцы парламента вернулись с переговоров, на авансцену вышел и объявил свою волю Военный совет обороны Дома Советов – орган, возглавлявшийся Ачаловым, Баранниковым и Дунаевым и, разумеется, никакой Конституцией не предусмотренный. Новоназначенные министры потребовали немедленно денонсировать протокол. Это был неприкрытый ультиматум – теперь уже депутатам, продолжавшим считать себя Х съездом. Орган, представлявший собой не что иное, как военную хунту, формулировал ряд предварительных условий возобновления переговоров, заведомо неприемлемых для президентской стороны. Такие условия победитель мог бы предъявить разгромленному противнику.
Протокол № 1 был денонсирован, но переговоры утром 1 октября возобновились в
Продолжавшиеся несколько часов бесчинства вдохновили их организаторов на провокации еще большего масштаба и ничему не научили власти, застигнутые врасплох тем, что повторилось на следующий день. 3 октября собравшиеся на Калужской площади демонстранты, сметая милицейские кордоны, подошли к Белому дому. Воссоединившись с собравшимися там людьми, они деблокировали здание, захватив при этом у обращенных в бегство омоновцев каски, бронежилеты, дубинки, а также автомобили и автобусы. Камеры зафиксировали эпизоды, два из которых врезались в мою память: первый – один из лидеров Фронта национального спасения Илья Константинов, вышагивающий по вестибюлю московской мэрии, как пахан во главе банды, творившей здесь погром, суд и расправу. Второй – генерал Альберт Макашов, возглавивший налет на здания в Останкине и изрыгающий команды наскоро сколоченному бандформированию на матерном языке.
Выступая на импровизированном митинге, Александр Руцкой призвал штурмом взять мэрию и «Останкино», а Руслан Хасбулатов – взять Кремль и заключить «узурпатора, преступника Ельцина в «Матросскую Тишину». Это была новая ступень эскалации. Трудно осуждать политиков за то, что они не согласились с явным нарушением Конституции, хотя и они вышли за правовые рамки. Но когда эти политики стали разнуздывать стихию и попытались взять власть силой, когда их ударной силой начали становиться люди Анпилова, Баркашова и Терехова, «защитники Конституции» вступили на путь, смертельно опасный для страны, и поставили себя вне закона и морали.
Не надо обладать большим воображением, чтобы представить, что стали бы творить эти люди, если бы им удалось дорваться до власти. 3 октября в Белом доме царила эйфория близкой победы. И поэтому, когда танки стали бить по верхним этажам Белого дома, очень многие испытали облегчение: смертельная угроза миновала.
Отчаяние и ответственность. С безответственностью лидеров оппозиции, призвавших своих сторонников на вооруженный мятеж, сопоставима безответственность власти, решившейся направить ход событий по рискованному руслу, но не оценившей силы сопротивления противника. О том, что в Кремле и на Старой площади царила растерянность, свидетельствуют все, на ком лежала громадная ответственность за сделанный выбор безотносительно к тому, одобряли они его или нет: Гайдар, Филатов, Чубайс и другие. Улицы и площади Москвы на несколько часов оказались под ударом погромщиков. И если они не натворили больших бед, то только потому, что на стороне оппозиции сражались не столь уж многочисленные отряды волонтеров, а хвастливые заявления новоназначенных министров о сотнях и тысячах обученных военных, перешедших якобы на сторону «защитников Конституции», были предназначены для взбадривания депутатов.
У оппозиции не хватило сил, чтобы переломить неустойчивое соотношение сил в свою пользу в ночь с 3 на 4 октября. Но выяснилось это позже, а тогда все решали три обстоятельства.
Во второй половине дня 3 октября счет пошел уже не на часы – на минуты. Президент еще летел на вертолете в Кремль из своей загородной резиденции, а по коридорам правительственных зданий покатилась паника. Следует ли удивляться, что на разных уровнях ощущалось желание снять с себя ответственность, сказаться больным, оказаться вне досягаемости? И вот тут выяснилось, что не растерялись те самые «завлабы», ученые, журналисты, о непригодности которых к государственной работе произнесено было немало речей.
Передача управления телеканалами из «Останкино» в резервную студию была осуществлена за 14 минут. Информационный коллапс не наступил, но это было полдела. Люди, напряженно всматривавшиеся и вслушивавшиеся в передачи радио и телевидения, понимали: инициатива в руках белодомовских формирований, милиция спряталась, войска
Такова была ситуация, когда в 20.40 по телевидению выступил Гайдар. Речь его была короткой и жесткой. Сегодня, говорил он, мы не можем передоверить ответственность за судьбу демократии, России и свободы только милиции или армии. Тех, кто не хочет, чтобы наша страна на десятилетия превратилась опять в огромный концентрационный лагерь, он призвал собраться на площади у Моссовета, продемонстрировать свою решимость отбить атаку реакции. Ход был рискованный, можно даже сказать – отчаянный. Политик, которого большинство демократов считали своим лидером, брал на себя колоссальную, невыносимую ответственность. Его вины в издании указа № 1400 не было: он вернулся в правительство, когда решение о том было принято и механизм запущен. Он сделал попытку отговорить Ельцина, считая акцию несвоевременной. Но теперь он призывал своих сторонников, которым еще только предполагалось раздать оружие, преградить путь вооруженным людям, уже показавшим, на что они способны.
Это была политическая игра
Атака на «Останкино» была отбита, ее участники и командиры вернулись в Белый дом, но теперь уже не оставалось сомнений: отсюда исходила вооруженная агрессия. Трудно сказать, насколько обоснованны были опасения, что у порога стоит гражданская война, но в те часы это казалось непреложным. Переговоры в
Спорное и бесспорное: альтернатива тех дней. Было ясно, что без армии с ее бронетехникой милиция не справится, а спецподразделения не пойдут на штурм Белого дома. А в армии, в частности, среди высшего генералитета, не без влияния демократов еще с августа 1991 года было исключительно сильно убеждение, что она при любых обстоятельствах должна оставаться вне политики. Отсюда – невнятные объяснения Грачева в ответ на вопросы президента: почему медлят войска? Многим запомнилась картинка: Ельцин на танке в августе 1991 года призывает войска и граждан к сопротивлению путчистам. То был символ перелома в истории страны. Вероятно, не меньшие последствия имело появление Ельцина в Министерстве обороны глубокой ночью 4 октября. Это было, конечно, не столь эффектно и театрально, да и не было тех, кто мог бы запечатлеть на пленку, как он преодолевал вязкое сопротивление генералов. Но именно в этот ночной час была подведена черта под историей не только первого постсоветского парламента, но и всего переходного периода.
Конечно, обстрел здания собственного парламента из танковых орудий на виду у страны и всего мира – операторы американской CNN работали высокопрофессионально – скверный символ Конституции, которая вслед за тем была введена, и демократии, которую таким способом защищали. Можно ли было действовать
У меня нет ответа на эти вопросы. Как бы то ни было, в те драматические часы власть должна была осознать свою ответственность за то, что сначала своей ковбойской попыткой разрешения кризиса, а затем явленной в течение двух недель беспомощностью она подвела страну к очень опасной грани. И она решилась на то, к чему ее в ту ночь призывали многие лидеры отечественной интеллигенции и ведущие политики. В студии телевидения, перенесенной из «Останкина» на радиостанцию «Эхо Москвы», один за другим выходили к микрофонам Михаил Горбачев, Александр Яковлев, Егор Гайдар, Юрий Лужков, Алесь Адамович, Булат Окуджава, Лия Ахеджакова, Иннокентий Смоктуновский, Василий Селюнин и многие другие.
С призывами к решительным действиям выступили политики, которых нельзя было заподозрить в чрезмерной благожелательности к Ельцину, к его поступку. Упраздненный Верховный Совет и его сторонники, гласило заявление Гражданского союза, перешли грань, отделяющую политическую борьбу от преступления. Григорий Явлинский в сентябре предпринял не одну попытку изыскать компромиссное решение на основе возврата к ситуации, существовавшей до издания указа № 1400. Теперь он призвал президента проявить максимальную твердость и жесткость. Главная задача Бориса Ельцина в эту ночь, говорил Явлинский, – применить все доступные средства «для подавления фашиствующих, экстремистских, бандитских формирований, собранных под эгидой Белого дома». Если для этого сил правопорядка «будет недостаточно, необходимо рассмотреть вопрос об использовании регулярных вооруженных сил».
Мятеж был подавлен. Очаг, из которого летели искры, грозившие если не пламенем гражданской войны, то локальными пожарами, был потушен. Не берусь судить, насколько квалифицированно была осуществлена военная операция 4 октября. Противоречивы и свидетельства о том, в котором часу его вожди согласились на сдачу. Но когда шок миновал, оценки общества стали смещаться не в пользу победителей. Жертвы среди гражданского населения, среди ослепленных людей, взявших оружие (или даже не бравших его), были велики – в особенности на фоне почти бескровного августа 1991 года. По данным Генеральной прокуратуры, погибли либо умерли от ранений, полученных в октябрьские дни 1993 года, 123 человека. А пир победителей – унизительное обращение со сдавшимися, угрозы, избиения, это бессудное и неразборчивое торжество мести было отвратительным. Способ разрешения и особенно завершения схватки нанес тяжкие потери всем – побежденным, победителям, обществу.
Рекомендуем также см.: Москва.
В Белом доме – большое количество оружия. Его раздают щедро, кому попало, но прежде всего, конечно, стягивающимся сюда с разных концов страны боевикам. И вот наконец желанная цель отчасти достигнута, первая кровь пролита. Попытка захвата штаба Объединенных вооруженных сил на Ленинградском проспекте. Двое убитых и раненые.
Правительство принимает контрмеры, усиливает оцепление вокруг Белого дома, подтягивает дополнительные силы ОМОНа и милиции. Но вынужденная днем и ночью мокнуть под дождем в оцеплении милиция – прекрасный объект для работы агитаторов оппозиции и для провокаций. Теперь правительство – в положении обороняющейся стороны, ему приходится менять войска, обеспечивать порядок. Возможность активными действиями переломить ситуацию в свою пользу пока еще не созрела.
На заседаниях правительственного оперативного штаба заместитель министра внутренних дел докладывает, что его люди устали, оппозиция активно ведет среди них агитацию. Необходимы свежие силы. (…)
В целом серьезной поддержки в регионах, на которую могло бы опереться парламентское большинство, нет. Вопреки повторяющемуся почти во всех комментариях утверждению о том, что исход противостояния решится в регионах, укрепляюсь в своем убеждении: в России судьба выборов и войн действительно решается в регионах, но судьба революций и переворотов – в столице. (…)
Соглашение о подключении Белому дому воды, электроэнергии и связи в обмен на сдачу находящегося там оружия парламентом сорвано. Но, как уже не раз бывало, сам факт достижения такого соглашения воодушевил оппозицию. Она воспринимает это
Все равно не вижу (
Случилось то, чего так опасались. Оппозиции все же удалось перевести ситуацию противостояния в открытую борьбу, в силовое русло. Значит, время политических маневров кончилось. Теперь все решат собранность, организованность, воля к действию, натиск. Сполохи новой гражданской войны, казалось, уже лизали небо над столицей России.
Позвонил В. Брагин, председатель телерадиокомпании «Останкино», сказал, что, по его сведениям, колонна грузовиков и автобусов с боевиками направилась от Белого дома к телецентру. Просит организовать оборону.
На этот раз моя (
А между тем телефон буквально раскалился. От меня требуют действий, помощи, защиты. Звоню В. Ерину, передаю просьбу Брагина о поддержке. Виктор Федорович заверяет, что команда уже дана, силы направлены, все будет в порядке. (…)
Из данных, которые теперь начинают поступать по разным каналам, складывается тяжелая картина. Усилия министра внутренних дел, явно пытающегося сделать все возможное, пока не дают ощутимых результатов. Мэрия сдана, ОМОН деморализовав, милиции в городе не видно. Боевики оппозиции действуют нахраписто и решительно, все увереннее овладевая ситуацией.
Приходит информация, что началась атака на здание Министерства обороны. Не могу дозвониться до Грачева… Общее ощущение хаоса и нерешительности только усиливается. Прекрасно понимаю, насколько трудно в сложившейся ситуации задействовать армию. На протяжении последних лет мы много раз повторяли, что армия вне политики, ее нельзя привлекать для решения внутриполитических конфликтов. Это стало в некотором смысле символом веры, убедительно подтвержденным в августе 1991 года. Никто из нас никогда и не обсуждал возможность использовать армию во внутриполитической борьбе. При любых, самых крайних вариантах мог дискутироваться только вопрос о привлечении внутренних войск, милиции, управления охраны. Однако развитие событий
Но дойдут ли теперь приказы, будут ли они выполнены, не получится ли, как в августе 1991 года, что армейская машина просто откажется сдвинуться с места, будут лишь рапорты и показная активность? Уверенно ответить на такой вопрос не мог тогда никто, думаю, включая министра обороны и президента.
Оппозиция метко выбрала точку главного удара. Ее лидеры правильно оценили потенциал телевидения, самого мощного в складывающейся обстановке средства воздействия на ситуацию. Захват «Останкино», обращение Руцкого с телеэкрана создали бы атмосферу, в которой колеблющиеся и в Москве, и в регионах могли поспешить присягнуть победителю. И от всего страшного, что могло произойти вслед за этим, Россию отделяла лишь горстка бойцов «Витязя». И вот телеэкран «Останкино» гаснет. Значит, дела совсем плохи. (…)
Больше всего удивился сообщению о захвате Государственного таможенного комитета. Подумал: это зачем? Только позже узнал о «Списке Руцкого». Именно на таможенников он возлагал задачу задержать на границе членов правительства, которые, по его представлению, конечно же, должны были
20 часов. Штурм «Останкино» продолжается, боевики оппозиции захватывают новые объекты. Силы МВД деморализованы, армейские части на помощь не подходят. Оппозиции почти удалось убедить население в масштабности своего движения и в изоляции президента. Все это дезорганизует тех, кто готов прийти на помощь. Принимаю решение о необходимости обратиться к москвичам за поддержкой. (…)
Москва пустая – ни милиции, ни войск, ни прохожих. В машине слушаем по радио победные реляции оппозиции: побеждаем, точнее, уже победили, теперь никаких компромиссов, Россия обойдется без президента, пришел последний час ельциноидов…
Подъезжаем к Российскому телевидению. Вход забаррикадирован. После долгих и настороженных переговоров моей охраны и охраны телевидения нас наконец пропускают. Попцов очень нервничает. После штурма «Останкино» ждет нападения боевиков. Не может понять, почему не присылают солдат для защиты. Ведь здесь больше нескольких минут не продержаться. Пока разговариваем, проходит информация, что занято здание
Еще раз связываюсь с Ериным, прошу хоть
Уже перед объективом телекамеры попросил на минутку оставить меня в студии одного.
После телеобращения едем к Моссовету. Еще недавно, проезжал мимо, видели у подъезда маленькую кучку дружинников. Теперь набухающими людскими ручейками, а вскоре и потоками сверху от Пушкинской, снизу от гостиницы «Москва» площадь заполняется народом. Вот они – здесь! И уже строят баррикады, разжигают костры. Знают, что происходит в городе, только что видели на экранах телевизоров бой у «Останкино». Костерят власть, демократов, наверное – и меня, ругают за то, что не сумели, не подвергая людей опасности, не отрывая их от семьи и тепла, сами справиться с подонками. Справедливо ругают. Но идут и идут к Моссовету. Да, они готовы потом разбираться, кто в чем виноват, кто чего не сделал или сделал не так, как надо. А сейчас идут, безоружные, прикрыть собой будущее страны, своих детей. Не дать авантюристам опять прорваться к власти.
Офицерские десятки, готовые в случае нужды взять оружие в руки, уже строятся возле памятника Юрию Долгорукому. Но это – на крайний случай. Крепко надеюсь, что оружие не понадобится. Толпа напоминает ту, в которой стоял в августе 1991 года, заслоняя Белый дом. Те же глаза. Добрые, интеллигентные лица. Но, пожалуй, настроение еще более суровое, напряженное.
Выступаю перед собравшимися, сообщаю, что от «Останкино» боевики отброшены. Призываю оставаться на месте не рассредотачиваясь, начать формирование дружин, быть готовыми при необходимости поддержать верные президенту силы.
Главный вход в Моссовет закрыт. С трудом, в обход, перелезая через баррикады, пробираемся в здание. Еще недавно его частично контролировала оппозиция. Группа депутатов Моссовета пыталась организовать здесь один из ее штабов, но теперь здание очищено людьми Ю. Лужкова. Сам он оживлен, возбужден, даже весел. Прошу Мурашева наладить связь между нашими дружинниками и милицией. Созваниваюсь с В.Черномырдиным, рассказываю об обстановке в центре столицы, спрашиваю, что известно о подходе войск. В целом картина
Еще раз выступаю у Моссовета и на машине – к Спасской башне. Там еще одно место сбора. Из окна машины вижу, как пробудилась, преобразилась Москва. Множество народа, полыхают костры,
У Спасской башни на Красной площади, где люди собрались по своей собственной инициативе, настроение более тревожное, плохо с организацией. Ко мне подходит военный, представляется полковником в отставке, просит указаний, помощи. Там, у Моссовета, – сплочение. Здесь – пожалуй, наше уязвимое место. (…)
Около полуночи ситуация в городе наконец начала меняться. Иллюзия, что речь идет о восстании против вражеского, не имеющего поддержки режима, развеялась. Сторонники президента выходят из состояния оцепенения и растерянности. К этому времени абсолютно уверен, что власть в России в руки анпиловцев и баркашовцев не отдадим. Даже если к утру руководству МВД не удастся привести в порядок свои силы, а армия останется пассивной. Тогда раздадим оружие дружинникам и будем действовать сами. В том, что сможем это делать, сомнений нет. (…)
Около двух ночи. Говорим по телефону с Борисом Ельциным. Голос у него усталый, даже охрипший, но гораздо более уверенный, чем раньше: войска будут! Двинулись! Идут к Москве! Догадываюсь, что ему недешево стоило добиться такого поворота событий. Говорю, что, по моему мнению, президенту надо бы встретиться с военными, даже еще до вступления их подразделений в Москву. Они должны видеть его и лично от него получить приказ. В противном случае остается риск, что армия так и не начнет действовать. Победа все равно будет наша, но прольется больше крови. В половине шестого утра президент перезвонил, сказал, что эту мою просьбу он выполнил.
Тем, кто не пережил вечер третьего октября, не видел нависшей над страной страшной опасности, не звал людей на площадь, непросто понять мои чувства, когда раздался первый танковый выстрел по Белому дому. Как ни парадоксально, первое, что я испытал, было огромное облегчение: не придется раздавать оружие поверившим мне людям, посылать их в бой.
5 октября. Порядок в Москве восстановлен, регионы демонстрируют подчеркнутую лояльность, угрозы гражданской войны больше нет. Но политические проблемы, конечно же, не решены,
С. Лысюк, командовавший
«…Две недели до этого нас регулярно направляли в Москву из Балашихи, где была база “Витязь“, но эти наезды носили скорее патрульный характер. Солдаты и милиционеры, стоявшие в оцеплении у Белого дома, были безоружными, а мы и ребята из Софринской бригады являлись вооруженным резервом. 3 октября, когда ситуация резко обострилась, мы получили приказ выдвинуться к мэрии. Там оказалось несколько наших бэтээров, причем в ходе боя два из них были подожжены, однако бойцы маневром сумели пламя сбить, и вышли мы оттуда без потерь.
Как получилось, что толпа с легкостью завладела грузовиками внутренних войск?
Все водители были безоружными, их просто выкинули из кабин… Затем мы получили команду перекрыть Садовое кольцо в районе гостиницы “Пекин“, чтобы не допустить прорыва вооруженных людей в город и обеспечить отход милиционеров от здания парламента и мэрии. Только приступили к выполнению, как министр Куликов приказал двигаться к пункту постоянной дислокации. Но километра не проехали, как поступила новая вводная: взять под охрану телецентр “Останкино“.
На проспекте Мира нас обогнала колонна “ЗИЛов“ с эмблемами внутренних войск, это к телецентру ехали мятежники. Я запросил по радио руководство, что нам делать? “Следовать в Останкино“. – “А если они откроют огонь?“ – “Отвечать огнем“. Я переспросил два раза – специально, чтобы окружавшие меня люди слышали. Командование подтвердило: “Отвечать огнем“. Это был приказ.
Благополучно достигнув телецентра, рассредоточились, взяли под охрану здания. Прибыл зам. командующего ВВ генерал Голубец и принял на себя общее руководство операцией. Стали подходить подкрепления. Когда я ставил задачу отряду ОМОН на транспорте, прогремели два взрыва снаружи и один внутри. Выстрелом из гранатомета был убит наш боец рядовой Ситников».
Президент оказался перед тяжелейшим, судьбоносным выбором:
На что решились бы Вы? |
В 5 часов утра 4 октября Ельцин подписал Указ Президента РФ «О неотложных мерах по обеспечению режима чрезвычайного положения в городе Москве». В Москву были введены десантные части. С 6 часов 45 минут начался обстрел Белого дома, по нему было выпущено 12 танковых снарядов – 10 болванок, 2 зажигательных. В 16 часов после проникновения в здание сотрудников спецподразделения «Альфа» стрельба была прекращена.
О том, насколько оправданным было применение Вооруженных сил 4 октября, говорит информация о количестве оружия: после освобождения здания Верховного Совета в нем было изъято 643 единицы огнестрельного оружия и 308 взрывных устройств. При этом невозможно подсчитать, сколько боеприпасов было израсходовано и сколько оружия вынесли боевики, прорвавшиеся через оцепление. Согласно официальным данным, подтвержденным 27 июля 1994 года Генеральной прокуратурой, погибло 147 человек. Оппозиция утверждала, что было 1500 человек только убитых и сотни раненых. По данным Центра экстренной медицинской помощи,
Никто из вождей радикальной оппозиции и депутатов не пострадал. Больше всех опозорился
После ареста лидеров Верховного Совета в Москве были проведены аресты членов левых и националистических организаций, на многих заведены уголовные дела. Были распущены политические партии, которые выступали на стороне Верховного Совета, закрыты их печатные органы. Среди них – Фронт национального спасения, движение «Трудовая Россия», Русское национальное единство, Объединенный фронт трудящихся и др. Впрочем, после отмены в Москве чрезвычайного положения почти все перечисленные организации, за исключением ФНС, возобновили свою деятельность.
Октябрьские события были началом едва не разгоревшейся гражданской войны, но их развязка при всей ее трагичности, войну предотвратила. Эти события имели важное политическое значение. Они подвели черту под советским периодом истории России. Была ликвидирована система Советов, которая не предусматривала разделение властей и доказала свою неэффективность в условиях, когда нет партийной вертикали. Сами Советы разного уровня, избранные еще в 1990 году, в основном состояли из представителей старой советской элиты и не могли не быть консервативными. Их компетентность в вопросах финансовой стабилизации, приватизации, правового регулирования рыночных отношений была крайне низка.
Преодоление двоевластия объективно положило конец сепаратистским тенденциям в России – таким, как провозглашение Уральской республики или требования казачьей автономии в Ростовской области. Но главным итогом этих событий стало принятие на референдуме 12 декабря 1993 года новой Конституции России.
Не произошло самого худшего – ни гражданской войны, ни перехода власти к коммунистическим и
Трагическими событиями осени 1993 года завершился период крайней нестабильности, разрушения государства, чудовищного сочетания безвластия и всевластия, по определению Михаила Гефтера.
Какого рода стабильность шла на смену периоду потрясений, на протяжении которого государственные институты изничтожали друг друга, какой парламент заменил представительный орган, занимавшийся в последний год своего существования самоуничтожением, – иной вопрос. Но не могло общество существовать, бесконечно переживая родовые схватки, которые грозили завершиться чем угодно – в том числе утверждением новых политических структур, не менее жестких и авторитарных, чем в большевистские времена, гражданской войной, распадом страны.
Начала складываться политическая система – весьма далекая от того, к чему звали политики и идеологи, инициировавшие перестройку и реформы начала
В конце 1993 года было покончено с разламыванием России на куски. Соревнуясь друг с другом, законодательная и исполнительная власти вели игру в поддавки с региональными политическими кланами: кто быстрее сдаст позиции, без которых единое государство существовать не может. Обессиливая друг друга и апеллируя к своего рода «третьей силе», стремясь склонить ее на свою сторону, две ветви власти, сознавая это или нет, вели дело либо к прямому распаду России, как это произошло с СССР, либо к замещению централизованного государства рыхлым конфедеративным образованием, наподобие Союза германских государств до Бисмарка. Победа президента остановила эти угрожающие процессы. Заигрывания с региональными, в особенности с республиканскими, элитами еще
В октябре 1993 года коалиция, объединившая демократов и новую бюрократию, победила другую, не менее разнородную коалицию, в которой к этому времени доминировали националисты и державники. В
Значение вооруженного мятежа
Даже после выхода Указа № 1400 распущенный Верховный Совет и поддержавшие его подавляющим большинством региональные Советы все же имели основания претендовать на право говорить от имени избирателей и делали это. После этих событий оппозиция потеряла даже относительную легитимность. Весы качнулись в пользу президента. Так происходила смена исторических вех.
Главным признаком этого стали новые конституционные ориентиры Ельцина. Вспомним, даже Указ № 1400 содержал ссылки на советскую российскую Конституцию 1978 года. В указах с 22 сентября по 3 октября 1993 года постоянно повторяется формула, что эта Конституция действует «в части, не противоречащей Указу № 1400». (…)
Президент хотел, чтобы в 1994 год страна вступила с Конституцией. Однако несколько предшествующих месяцев жизнь происходила практически в правовом вакууме. Это привело к всплеску даже не юридического нигилизма, а презрения к праву, что в значительной мере было следствием Указа № 1400: победа над противником не только вызвала в лагере победителей эйфорию, но и породила ощущение вседозволенности.
Но раз нарушив, как остановить поток подобного? Президенту со всех сторон в огромных количествах стали поступать проекты абсолютно незаконных документов, не имеющих никакого отношения к конституционной реформе. Воспользовавшись ситуацией, некоторые политические группировки, ведомства, региональные администрации пытались в обход закона решать свои корпоративные, ведомственные, региональные и даже личные проблемы.
Стали производиться массовые назначения «своих» людей в структуры исполнительной власти, даже ценой раздувания аппарата. Правительство приняло несколько решений о государственном финансировании и кредитовании различных структур в условиях отсутствия утвержденного бюджета (а это исключительное право президента).
Существовавшие «фильтры», призванные на предварительных этапах отсекать проекты заведомо незаконных решений, не справлялись, тем более что поток документов в значительной степени был пущен в обход их. Часть таких документов была подписана Ельциным без необходимых виз – во время личных встреч с тем или иным ходатаем.
Подтверждением тому служит такой показательный пример. В день, когда было объявлено о всенародном голосовании по новой Конституции, то есть 15 октября, появился и Указ «Об освобождении нефтегазодобывающих объединений от обязательной продажи части валютной выручки при поставках нефти для погашения иностранного кредита». Согласно этому документу компания ЛУКОЙЛ до 31 декабря 1999 года освобождалась «от обязательной продажи части валютной выручки от экспорта нефти при условии направления всех высвобождающихся при этом валютных средств на погашение кредита
По поводу «правотворческой» вакханалии начальник отдела ГПУ президента А. Маслов 14 октября 1993 года направил на имя Ельцина записку. (…) Президент дал указание аппарату тщательно фильтровать все инициативные предложения и проекты указов на предмет их соответствия общим принципам Конституции. Осознание Б. Ельциным опасности затянутого периода «революционной целесообразности» стало одним из важных побудительных мотивов для сокращения сроков избирательной кампании. Он все острее понимал: страна, желающая быть демократическим государством, не может долго обходиться без цивилизованного парламента и других демократических институтов.
Когда ушло напряжение реальной схватки, мучительное беспокойство, охватившее миллионы людей в России и в мире вечером 3 октября, пока исход противоборства был неясен, многие из тех, кто заклинал президента действовать самым решительным образом, поспешили возложить на него всю ответственность за случившееся. Образ танков, стреляющих по Белому дому, надолго остался в общественной памяти, порождая сомнение в стабильности российских демократических институтов.
Вечером 4 октября 1993 года Общественный комитет демократических организаций России призвал
ПИСАТЕЛИ ТРЕБУЮТ ОТ ПРАВИТЕЛЬСТВА РЕШИТЕЛЬНЫХ ДЕЙСТВИЙ
Нет ни желания, ни необходимости подробно комментировать то, что случилось в Москве 3 октября. Произошло то, что не могло не произойти
И «ведьмы», а вернее –
Мы не призываем ни к мести, ни к жестокости, хотя скорбь о новых невинных жертвах и гнев к хладнокровных их палачам переполняет наши (как, наверное, и ваши) сердца. Но… хватит! Мы не можем позволить, чтобы судьба народа, судьба демократии и дальше зависела от воли кучки идеологических пройдох и политических авантюристов.
Мы должны на этот раз жестко потребовать от правительства и президента то, что они должны были (вместе с нами) сделать давно, но не сделали:
1. Все виды коммунистических и националистических партий, фронтов и объединений должны быть распущены и запрещены указом президента.
2. Все незаконные военизированные, а тем более вооруженные объединения и группы должны быть выявлены и разогнаны (с привлечением к уголовной ответственности, когда к этому обязывает закон).
3. Законодательство, предусматривающее жесткие санкции за пропаганду фашизма, шовинизма, расовой ненависти, за призывы к насилию и жестокости, должно наконец заработать. Прокуроры, следователи и судьи, покровительствующие такого рода общественно опасным преступлениям, должны незамедлительно отстраняться от работы.
4. Органы печати, изо дня в день возбуждавшие ненависть, призывавшие к насилию и являющиеся, на наш взгляд, одними из главных организаторов и виновников происшедшей трагедии (и потенциальными виновниками множества будущих), такие, как «День», «Правда», «Советская Россия»), «Литературная Россия» (а также телепрограмма «600 секунд») и ряд других должны быть впредь до судебного разбирательства закрыты.
5. Деятельность органов советской власти, отказавшихся подчиняться законной власти Россия, должна быть приостановлена.
6. Мы все сообща должны не допустить, чтобы суд над организаторами и участниками кровавой драмы в Москве не стал похожим на тот позорный фарс, который именуют «судом над ГКЧП».
7. Признать нелегитимными не только съезд народных депутатов, Верховный Совет) но и все образованные ими органы (в том числе и Конституционный суд).
История еще раз предоставила нам шанс сделать широкий шаг к демократии и цивилизованности. Не упустим же такой шанс еще раз, как это было уже не однажды!
Алесь АДАМОВИЧ, | Яков КОСТЮКОВСКИЙ, |
Анатолий АНАНЬЕВ, | Татьяна КУЗОВЛЕВА, |
Артем АНФИНОГЕНОВ, | Александр КУШНЕР, |
Белла АХМАДУЛИНА, | Юрий ЛЕВИТАНСКИЙ, |
Григорий БАКЛАНОВ, | академик Д.С. ЛИХАЧЕВ, |
Зорий БАЛАЯН, | Юрий НАГИБИН, |
Татьяна БЕК, | Андрей НУЙКИН, |
Александр БОРЩАГОВСКИЙ, | Булат ОКУДЖABA, |
Василь БЫКОВ, | Валентин ОСКОЦКИЙ, |
Борис ВАСИЛЬЕВ, | Григорий ПОЖЕНЯН, |
Александр ГЕЛЬМАН, | Анатолий ПРИСТАВКИН, |
Даниил ГРАНИН, | Лев РАЗГОН, |
Юрий ДАВЫДОВ, | Александр РЕКЕМЧУК, |
Даниил ДАНИН, | Роберт РОЖДЕСТВЕНСКИЙ, |
Андрей ДЕМЕНТЬЕВ, | Владимир САВЕЛЬЕВ, |
Михаил ДУДИН, | Василий СЕЛЮНИН, |
Александр ИВАНОВ, | Юрий ЧЕРНИЧЕНКО, |
Эдмунд ИОДКОВСКИЙ, | Андрей ЧЕРНОВ, |
Римма КАЗАКОВА, | Мариэтта ЧУДАКОВА, |
Сергей КАЛЕДИН, | Михаил ЧУЛАКИ, |
Юрий КАРЯКИН, | Виктор АСТАФЬЕВ |
Непосредственно после октябрьских событий большинство граждан (65%) осудило действия мятежников и заявили, что те должны понести наказание за содеянное. Сочувствовали мятежникам лишь 22%. Социологические исследования показывали, что россияне оценили эти события как «долгожданный прорыв к установлению порядка и прекращению сползания страны в хаос и анархию». На протяжении почти двух предшествовавших лет в народе росло ощущение нарастания беспредела: в декабре 1992 года так оценивали ситуацию 46% опрошенных, в июне 1993 года – 56, а после
Роспуск Верховного Совета одобрили 55% опрошенных, запрет коммунистических и националистических организаций – 50%, закрытие «непримиримых» газет – 45%, смещение не подчинившихся президенту глав местных администраций – 42%. Однако только 15% россиян считали в то время, что